Сергей Морозов - Великий полдень

Ясным днем с эдакой верхотуры вся гигантская панорама представала в обрамлении облаков, в синеве неба и сиянии солнца, которое на закате плавно опускалось в густые подмосковные леса. Ястребы, кружащие в поднебесье, казались оттуда чем-то вроде домашней птицы, а стаи пернатых внизу перемещались с места на место, подобно скоплениям мотыльков. Более низкие уровни — Лучи, расположенные ступенями, поблескивали сплошными поверхностями окон с тонированными стеклами разных оттенков. Через равные промежутки на уровнях, расходящихся наклонно в виде многоконечной звезды, голубели в округлых проемах искусственные водоемы, укрытые обширными сводами кровли из идеально прозрачного пластика. В вечернее и ночное время многочисленные прожектора мягко подсвечивали сложно пересеченные поверхности башен, и волны света, бегущие от одной отражающей грани к другой, преломляясь и перекрещиваясь, взбирались от подножия к самому верху.

Когда я погружался в мысли о Москве, то уже не знал наверняка, сплю я или бодрствую. Трудно было понять, возникала ли она в моем воображении, словно в ярком сне, или же представала в туманной реальности… О да, я уже соскучился по Москве так, как спустя много лет скучают по родине. Это любовь. Конечно, она мне приснилась. Как снилась каждую ночь. И невозможно было сказать, в каком воплощении она манила своей прекрасной тайной больше — во сне или наяву.

И вот быстро-быстро, в доли мгновения, облетев любимую Москву по всем ее частям, лучам, уровням и закоулочкам, я начал падать. Но не вниз, а вверх. Из мрака к свету…

Снова горел над кроватью ночник. Поздно ночью Наташа держала меня за руку и рассказывала о только что поступивших известиях. Во-первых, наш высочайший покровитель, дряхлый любитель архитектуры и прочих искусств, безволосый жрец и правитель государства, Его Высокопревосходительство изволил — таки после тяжелой и продолжительной болезни, но скоропостижно почить в Бозе. Действительно умер. А во-вторых, на Папу было совершено очередное покушение. Бомба взорвалась перед одним из въездов в Москву. Заряд, распределенный на три части, был заложен в туннеле у Дорогомиловской заставы. Три четверти туннеля обрушилось в мгновение ока, но бронированный лимузин Папы успел вылететь из туннеля в густом облаке пыли и пламени. Правда, задние колеса, бампер, фары — все выглядело так, словно автомобиль побывал в громадных стальных челюстях. Последние пятьдесят метров до ворот Москвы слегка контуженному Папе пришлось преодолевать пешочком. В Москве он был в полной безопасности. На Москве — то, слава Богу, все было совершенно спокойно.

Правду говорят: как встретишь Новый год, так и проведешь. Причем независимо оттого, подвержен ты этому суеверию или нет. Не сомневаюсь, что покушение на Папу было спровоцировано кончиной престарелого правителя. Кое кто, решив, вероятно, что власть пошатнулась, поспешил обнаружить свое нетерпение. И напрасно: все было предусмотрено и расписано.

Через три дня, как и полагается, со всеми протокольными почестями после массового шествия и отпевания, усопший правитель упокоился на Новодевичьем кладбище бок о бок со своими славными предшественниками. Государственный совет заседал уже на следующий день, и всенародные выборы были назначены на конец апреля. Многочисленные карманные кандидаты были впрыснуты в лоно политики скорее из соображений эстетических, нежели практических. Основным же кандидатом, как и договаривались, выдвинули лидера партийного большинства — нашего Федю Голенищева, любимого народом за простоту и юмор. Таким образом, система изолированных и уравновешенных сфер, внутри которой обосновался Папа, снова обретала центр.

Казалось бы такой незначительный эпизод, как смерть старика, не должен был вызвать бурных переходных процессов. Однако брожение-таки началось. Причем исподволь, буквально из ниоткуда, но весьма злокачественное, и события вскоре посыпались обильно. Увы, увы, человеческий фактор — всегда самая скользкая и предательская штука.

Уже в первый день после возвращения в Город, я почувствовал, что дело оборачивается неладно и меры взяты экстраординарные. Несмотря на то, что морозы еще стояли довольно сильные, на центральные улицы, а особенно в городские кварталы, примыкающие непосредственно к Москве, публика, словно чего-то ожидая, сходилась значительными толпами. Хотя никто, конечно, не знал и не подозревал, чего именно следует ожидать. Тревожный тон задавали траурная обстановка и сопутствующие ей мероприятия. Повсюду были выставлены усиленные военизированные наряды, во дворах на холостом ходу пыхтели тяжелые грузовики и бронетранспортеры. Впрочем, нельзя сказать, что публика была настроена исключительно на траурный лад. В подобной обстановке всегда возбуждается своего рода праздничный кураж, ажиотаж, жажда чего-то большего, чем просто наблюдение за рутинным исполнением церемоний. В такой атмосфере даже самый нелепый слух с готовностью подхватывается и раздувается до фантастических пределов.