Сергей Морозов - Великий полдень

— Да ну тебя, Серж! Что за шутки!

— Ладно, прости, — извинился я, притворившись, что действительно пошутил. — Кто же это?

— Попробуй угадать.

— Ты говоришь, что это человек чрезвычайно близкий Папе?.. Может быть… — Я похолодел от своей догадки. — Неужели Мама?

— Господи, Серж, ты меня с ума сведешь. У тебя странное воображение… Хотя, по правде сказать, и меня посетило это подозрение. Уж больно в последнее время Папа мучил ее, бедную… Может быть, кто то и хотел бы столкнуть их, но ты же знаешь нашу Маму — это невозможно.

— Ну да, — согласился я, — конечно. Хорошо. Тогда скажи, что ты сам думаешь, Володенька. Я боюсь опять сморозить какую-нибудь глупость.

— Нет, ты все же попытайся. Мне важно проверить свою собственную логику.

Я еще немного подумал.

— Кажется, я догадываюсь…

— Кто же?

— Альга?

— Вот уж действительно глупость сморозил! — улыбнулся дядя Володя.

— Нет?.. — смутился я. — Но Папа мог тысячу раз смертельно обидеть ее. Она могла считать его своим врагом.

— Лучше уж я тебе сам скажу, — сказал он.

— Нет нет! — перебил его я, входя в азарт.

— Если Косточка, мальчик, мог до такой степени всерьез восстать против Папы, то… у Майи, пожалуй, есть все основания считать Папу врагом.

— Серж! — прошептал дядя Володя, покраснев.

Его лицо исказилось страданием. Даже слезы выступили на глазах.

— Прости, Володенька, прости! — Я был готов себя избить. — Ты же знаешь, я нездоров. Я, наверное, опять брежу, несу ахинею.

— Да, Серж, ты несешь ахинею… — согласился дядя Володя. — А кроме всего прочего, — сказал он, пересиливая себя, — как можно подозревать девушек? Разве от их лица возможно было бы делать соответствующие распоряжения? Для этого нужен определенный авторитет. Человек должен, по крайней мере, быть близок к власти.

— Тогда я все понял! — нетерпеливо воскликнул я. — Это Парфен!

— Вот это уже теплее.

— Мм… Тогда Петрушка! Конечно, это он — вертлявый мерзавец! Этот при любом раскладе еще потом и в выигрыше останется.

Дядя Володя отрицательно покачал головой.

— Опять нет?… Мм… может быть, наш банкир?

— Денежный мешок — и только. Да и распоряжается ли он своими деньгами — еще большой вопрос. Есть люди и посолиднее.

— Кто то из лидеров России?

— Ты на правильном пути, — одобрил дядя Володя.

Я долго перебирал в уме наших славных лидеров. Все они вполне тянули на почетную роль Папиных врагов, но я не мог остановиться ни на ком конкретно.

— Ладно, — развел руками я, — сдаюсь.

Дядя Володя сделал таинственное лицо и, наклонившись ко мне поближе, шепнул:

— Это он… наш новый равноапостольный Федя Голенищев!.. А что, — торопливо продолжал дядя Володя, — ведь на самом деле никто даже не видел его тела. Откуда это известно, что он погиб? Может, он не погиб, а находится в некотором секретном месте и оттуда направляет тех, кто должен уничтожить его убийцу…

— Убийцу? — переспросил я. — Так, значит, его все таки убили. А он, тем не менее, направляет? Ты, кажется, тоже заговариваешься, Володенька. Федя жив, хотя его убили, и он же руководит?!

— Ну да, — кивнул дядя Володя, — что то в этом роде. Почему бы нет?

Я долго сидел молча. Что тут скажешь. Потом безнадежно вздохнул:

— Знаешь, ты тоже дурак, Володенька. Это ужасно глупо. Это все равно что… — Я на секунду умолк, подбирая пример. — Это все равно что заявить, будто в качестве подставного лица они выбрали кого то из наших покойников — беднягу Толю Головина или, скажем, несчастного маршала Севу. А то и нашего доброго доктора… Они все нарочно так устроили. Они ведь тоже могли как-нибудь не совсем умереть, и теперь действовать из какого-нибудь секретного места. А?

— Да, действительно, — растерянно промолвил дядя Володя. — Это тоже чрезвычайно похоже на правду.

— А еще лучше… — Я наморщил лоб, напряженно стараясь поймать ускользающую мысль. — А еще лучше, и в этом будет самая что ни на есть правда, если это… — Я снова умолк, а потом вдруг выпалил: — Если это он сам… Папа!

И вскочил с места.

— Да! — вскричал дядя Володя, тоже вскакивая с места.

Мы смотрели друг на друга, пораженные этим предположением. Потом я медленно опустился на диван. У меня перед глазами мелькали какие то точки. Дядя Володя сел рядом со мной.

— Мы оба сумасшедшие, Володенька, — сказал я. — И не только мы с тобой. Все вокруг посходили с ума.

— Да, — согласился он, — если у нас дошло до такого…

— Как бы там ни было, — продолжал я, — все таки все замыкается на них двоих — на Косточке и Папе. С Папой все ясно. Теперь все зависит оттого, как поведет себя мальчик. Что ты об этом думаешь? Может он пойти на… крайнее?