Сергей Морозов - Великий полдень

— Если бы ты себя со стороны видел. И еще эта твоя вечная блаженная улыбочка. Представь себе, даже Альга это заметила, а она свежий человек…

— Что она заметила? — удивился я.

— Твою улыбку. Она сказала: «Какая у него всегда хорошая улыбка».

— Вот видишь. У меня хорошая улыбка.

— Что видишь? Не могла же она сказать впрямую. Вот и выразилась поделикатнее — «хорошая».

— Почему? — снова не понял я.

— Ну вот, опять строишь из себя блаженного, — сказала Наташа, теряя терпение. — А может быть, всех презираешь?

— Что, что?! — изумился я.

— Такая у тебя по крайней мере улыбка. Как будто ты погружен в обдумывание очередного эпохального проекта, а все остальные только зря коптят землю.

— Ничего подобного!

— Конечно, у тебя все обыватели, и ты их презираешь.

Я их презираю! Какая чушь! Можно ли было придумать что-нибудь более несусветное?.. Но в этот момент я почувствовал зажатые в кулаке «я тебя люблю», и надобность что-либо объяснять или доказывать сразу отпала. Я поднялся с постели и начал одеваться, а с женой решил действовать методом простого переключения внимания.

— Действительно, — сказал я, — табакерка скорее похожа изящную шкатулку. Что если использовать ее для твоих новых серег и перстня?

— А брошка? — тут же подхватила Наташа. — Она же в нее не влезет. Ты уж лучше не вмешивайся, Серж. Когда ты начинаешь во все вмешиваться, пропадает всякое настроение. Лучше уж витай себе в облаках, философствуй, мечтай о своем.

Если бы она знала, о чем именно я мечтал!..

После позднего завтрака в обществе Наташи, Мамы, Папы, горбатого доктора, батюшки Алексея с попадьей, профессора Белокурова, Наума Голицына, а также наших старичков (остальные либо еще спали, либо уже позавтракали) я уединился в зимней оранжерее под волосатой пальмой и сквозь заиндевевшие стекла смотрел, как на улице падает редкий снег.

Глупую записку я уже успел порвать и зарыть в искусственный грунт под пальмой. Меня слегка знобило. Мне нужно было решить один важный вопрос. Что означало возвращение «я тебя люблю»? Господи, как я жалел о своем легкомысленном поступке! Кого я хотел обмануть?! Черт меня дернул, не иначе.

Это действительно был верх глупости. Мне хотелось всего лишь взглянуть на ее реакцию, когда она раскроет сумочку и увидит записку. Но сумочку она при мне так и не раскрыла, а немного погодя и вовсе явилась без сумочки. В общем, я был в полной уверенности, что история с запиской никакого продолжения иметь не будет. Когда кортеж направлялся за город, я не заметил в поведении девушки абсолютно ничего, что указывало бы на то, что я раскрыт. Ну да, она ведь дала мне это понять, вернув записку… Мне вполне было достаточно одной мечты. Так по крайней мере мне казалось. А теперь нужно было ожидать продолжения…

Записка возвращена. Что дальше? Разве непонятно? Старый ты дурак, Серж, вот что дальше… Почему это я старый? Дурак, может быть, но не такой уж и старый, а в самом, что называется, соку. Всего-то тридцать девять лет. По театральным меркам могу еще и Гамлета играть, и Дон Жуана. И бедолагу Поприщина. Вот уж точно моя роль… Стоп, стоп! Прежде всего надо истолковать происшедшее. Она вернула мне записку, а это может означать одно из двух: либо «вот тебе твоя дурацкая записка и будем считать, что ты не делал этой глупости», либо возвращенная записка это оригинальное ответное послание, содержание которого нужно понимать буквально «я тебя люблю», т. е. тоже люблю… Прямо скажем, два диаметрально противоположных варианта… А что если она кому-нибудь об этом расскажет?

Дальнейшие мои размышления были прерваны, иначе, я бы додумался еще и не до того.

— Серж, ты идешь на лыжах? — послышался бодрый и свежий голосок Майи. — Снег прекрасный.

Я так и подскочил с плетеного кресла-качалки. Майя и Альга появились под ручки в дверях оранжереи, в облегающих лыжных костюмах и пестрых кепочках. Солнце и Луна. Чтобы попасть во флигель, где хранился лыжный инвентарь, нужно было пройти через оранжерею.

— А кто идет? — пробормотал я.

— Разве тебе еще кто-то нужен? — дружно рассмеялись девушки.

— Мы все идем, — сказала появившаяся следом за ними Мама.

— Пожалуйста, побыстрее переодевайся, — добавила шедшая за Мамой Наташа.

— Иду, — сказал я.

— Я бы тоже пошел, — сказал оказавшийся тут же дядя Володя, — но ребятишки что-то забастовали, хотят остаться дома. Присмотрю за ними.

— Да уж, Володенька, — сказала Мама, — присмотри.