Мишель Фейбер - Огненное евангелие

Тео с удвоенным рвением принялся за дело.

А сейчас к вопросу моего возлюбленного брата Хореша.

Тео пожевал нижнюю губу. Переводить Хореш как Джордж ? Нажав на клавишу backspace, он стер шесть букв и напечатал «Джордж». Затем стер «Джордж» и напечатал «Хореш». Часы в правом нижнем углу экрана показывали 1:27. Его ждет холодная постель, в желудке бултыхается моцарелла, инкрустированная салями и приправленная бутылкой «Пепси», а в это время Мередит обхватывает ногами шею атлета и фотографа, специалиста по живой природе.

Ты спрашиваешь меня, как на самом деле зовут Фаддея. Фаддей, когда я адресовал ему этот вопрос, ответил мне, что его зовут Фаддей. Так что сообщаю тебе, что его зовут Фаддей.

— Твою мать! — в отчаянии вскричал Тео и отправился спать.

Поутру, с воспаленными глазами, в слегка запотевших от горячего кофе очках, Тео переводил дальше.

Однако, говоря доверительно, как друг другу, я думаю, не будет нелояльным с моей стороны сказать, что если ты задашь этот же вопрос не мне, а матери Фаддея, то она тебе ответит, что его зовут Иуда. Именно так все его звали, пока другой Иуда, предатель, не покрыл позором это имя. Скажу больше, если тебе улыбнется удача и ты увидишь Иуду, то есть Фаддея, ибо он ступил на стезю вседневного свидетельства славы нашего Спасителя, мой тебе совет приветствовать его как Фаддея и ни при каких обстоятельствах не произносить вслух другого имени. Ибо это его слабое место.

Сие мне понятно. Я знал одного и второго Иуду и даже присутствовал в храме Каиафы, когда Иуда Предатель получил свою плату. И мне, как и Фаддею, досадно видеть, что благодаря этим деньгам Иуда растолстел и обленился.

Но больше всего меня угнетает то, что я стоял рядом в ту самую минуту, когда замышлялось предательство Спасителя, и не испытал угрызений совести. Я почувствовал лишь укол зависти к такой сумме, показавшейся мне слишком щедрой за подобную услугу.

Сколь же подлым было мое сердце в последние дни моей прежней жизни, пока я не оказался на Голгофе и сердце мое не обожгла, очистив его, кровь Спасителя.

Таким был Малх.

— Двести пятьдесят тысяч долларов и ни цента больше, — сказал Баум, откинувшись на спинку стула, и луч солнца из окна за его спиной превратил матовые линзы его очков в сияющие круги. — Это четверть миллиона.

Тео нахмурился. Слово «миллион» повисло в воздухе дразнящей иллюзией. Реальная же цифра, без этого магического седьмого знака, говорила всего лишь о тысячах. Это было не совсем то, чего он ожидал после своих изысканий в области авторского аванса.

— Такую прибыль вы можете запросто получить всего за несколько часов продаж, — возразил он. — Считаете меня полным идиотом?

— Напротив, — сказал Баум, ничуть не оскорбившись. — Если продажи начнут действительно зашкаливать, вы выиграете по-крупному. Сначала аванс одним росчерком пера, а потом роялти до конца дней.

— Мизерные роялти, — сказал Тео, стараясь придать голосу скорее кислое, нежели отчаянное звучание. — Возможно, самые мизерные и запоздалые за всю издательскую историю. Видимо, мне нужно пройти курс повышения квалификации по алгебре, чтобы уяснить, каким образом микродроби в конечном счете увеличат мой первоначальный доллар. Любой мало-мальски приличный юрист или агент посмотрит на меня как на сумасшедшего.

Баум снова подался вперед и вцепился в Тео ласково-безжалостным взглядом.

— Что они уже и сделали, не так ли? — просипел он. — Мало-мальски приличные, и просто приличные, и, возможно, даже не самые приличные. Никто не пожелал представлять ваши интересы.

— Неправда, — сказал Тео. Он почувствовал, что покраснел, а когда это с ним происходило, рубцы на лице начинали зудеть. Зажили они неудачно; лучше бы он сразу наложил швы, вместо того чтобы мчаться домой, где его ждали сплошные унижения. Будь он проклят, если еще раз позволит себя унизить. — Я обратился только к двум агентам, — возразил он. — Вообще к пяти, но трое не ответили на мои звонки. Из тех же, с кем я встретился, одна заявила, что не занимается религиозной литературой, чем я был раздосадован, так как об этом она могла мне сказать и по телефону. Второй же заинтересовался. Даже очень.

— Но вы пришли ко мне один.

— Он… он мне не показался. Не срослось. И тогда я решил посмотреть, что будет, если обратиться к издателю напрямую. Я хочу сказать, важность этой книги выходит за всякие рамки. Это не тот случай, когда людей надо убеждать, чтобы они ее прочли.