Ален Роб-Грийе - Резинки

Он поворачивает ручку и толкает дверь кабинета. Жан здесь, и он ждет его.

Он стоит между стулом и письменным столом. Он читал бумаги. Другой стоит у книжного шкафа, чуть в стороне, засунув руки в карманы — проходимец какой-то.

— Добрый вечер, — говорит Жан.

Глаза его блестят, наглые и в то же время пугливые; должно быть, опять выпил. Рот кривится в каком-то подобии улыбки.

— Что ты здесь делаешь? — сухо спрашивает Дюпон.

— Я пришел поговорить, — отвечает Жан. — А это (движение подбородком) Морис… это мой поверенный (снова кривится).

— Добрый вечер, — говорит Морис.

— Кто вас впустил?

— Мы здесь как у себя дома, — говорит Жан.

Что означает: «Мы ведь родственники!»

— Ладно, теперь идите туда, откуда пришли, — спокойно произносит профессор. — Это не так уж трудно: дорогу вы знаете.

— Мы просто так не уйдем, — говорит Жан, — мы пришли поговорить — поговорить о деле.

— Эту тему мы уже закрыли, мой мальчик. А теперь уходи.

Дюпон с решительным видом направляется к сыну; по глазам юноши он видит, как того начинает охватывать паника… паника и ненависть… Он повторяет:

— А теперь уходи.

Жан хватает первое, что ему попадает под руку: тяжелое пресс-папье с острыми углами. Он замахивается им, готовый ударить. Дюпон отступает и тянется к пистолету.

Но Морис заметил его жест и тут же оказался перед ним, собираясь взять его на мушку:

— Брось это и вынь руку из кармана.

Потом они умолкают. Дюпон сознает, что чувство собственного достоинства не позволяет ему оказаться в столь унизительном положении — когда ему тыкают — в присутствии сына.

— Сейчас приедет полиция, — говорит он. — Я знал, что вы здесь, что вы меня поджидаете. Перед тем как войти, я зашел в спальню позвонить.

— Легавые? — говорит Морис. — Я что-то не слышу.

— Они не заставят себя долго ждать, будьте спокойны.

— Нам вполне хватит времени, чтобы объясниться.

— Они будут здесь с минуты на минуту.

— Телефон перерезан еще два дня назад, — говорит Жан.

На этот раз возмущение достигает своего предела. Все происходит, как вспышка молнии: резкое движение профессора, пытающегося достать свой пистолет, выстрел, который бьет ему прямо в грудь, и истошный вопль юноши:

— Морис, не стреляй!

Но шефа, похоже, не убедили. Он не осмеливается отбросить без всякого обсуждения гипотезу, выдвинутую помощником, ведь кто его знает: а что если именно в этом и заключается правда, как он тогда будет выглядеть? И потом, нужно каким-то образом объяснить все темные места и нестыковки этого дела… Его беспокоит в этой теории главным образом то, что она привлекает к участию — и даже к обвинению — слишком высокопоставленных лиц, нападать на которых может быть просто опасно — неважно, виновны они или нет. Он говорит:

— Мы не имеем обыкновения, здесь… в разведывательной службе администрации Президента, мы не имеем обыкновения работать на основе столь расплывчатых предположений…

Он охотно бы отпустил, по ходу рассуждений, какую-нибудь злую шуточку в адрес Отдела расследований и «великого Фабиуса», но предпочел сдержаться: еще не время.

В надежде увести своего помощника, хотя бы на время, со скользкой дорожки, на которую тот собирается вступить, он предлагает ему отправиться с заданием на место происшествия: таким образом он смог бы побеседовать с местными представителями полиции и с врачом, который записал свидетельские показания профессора Дюпона и одновременно принял его последний вздох; он мог бы также посмотреть, не появилось ли в особняке жертвы какой-нибудь новой улики; он мог бы… Но помощник в знак отрицания качает головой. Совершенно бесполезно ехать попусту терять время в этот унылый провинциальный городишко, дремлющий в густом тумане Северного моря. Он там ничего не увидит, абсолютно ничего. Это здесь, в столице, разыгралась эта драма… разыгрывается эта драма.

«Он думает, я боюсь», — отмечает про себя начальник; но ему на это наплевать. Он говорит с безразличным видом:

— Иной раз чего только не делают, чтобы найти убийцу…

— …где-нибудь подальше от себя, — продолжает его заместитель, — тогда как стоит всего лишь протянуть руку.

— Тем не менее преступление было совершено именно там, не забывайте…

— Было совершено там, как могло быть совершено в любом другом месте, в сущности, как оно и свершается в разных местах, каждый день, то тут, то там. Что произошло в особняке профессора Дюпона вечером двадцать шестого октября? Дубликат, копия, очередной экземпляр развязки, оригинал которой и ключ находятся в другом месте. И сегодня вечером, опять, как и каждый вечер…