Когда на поле сражения опускалась ночь, я, мучимый одиночеством и бессонницей, долгие часы вглядывался в небо и пришел к выводу, что в былые времена на тверди небесной наблюдались битвы великих и виделись великие в полный рост; когда выходил Орион, его мускулатура сверкала, как огромное зеркало, покрывая собою все небо. В былые времена ночью было светлее, чем днем, ночь расцвечивалась яркими красками и наполнялась действиями. Только представьте себе те еженощные схватки, медленные, многократно повторенные! Но всему приходит конец, и сегодня от былого великолепия осталась только коллекция светлячков, которые указывают, где именно находились войска и скрещивались мечи. Но вот когда ночь рождается и умирает, еще можно видеть слабый намек на то великолепие красок, какими расцвечивался свод небесный, когда там бились боги. На самом деле звезды – это жалкие остатки, напоминающие о былых нескончаемых сражениях, это руины, начисто лишенные той гармонии, которой были исполнены битвы богов. Если бы вы так же долго вглядывались в ночное небо, как это пришлось делать мне, вы, наверное, постигли бы совершенную стратегию и великолепие тех постоянно повторяющихся, но всегда чем-то отличающихся друг от друга сражений. Всегда и всюду все сражаются против всех. Так что же необычного в нашей войне войн, если это только метафора того порядка, который лежит в основе всего мироздания?
ГАЛАОР: Решительно с вами не согласен.
Галаор и Тристан простились со старцем, живущим среди развалин, и покинули каменную пустыню. Пейзаж изменился, но не слишком: ноги лошадей вязли в песке, из растительности встречались только колючки. Не видно было ни одного цветка, ни одной птицы. Такая пустота и такое уныние царили вокруг, что дон Тристан молчал и лишь смотрел по сторонам большими детскими глазами. За одним из поворотов дороги Галаор с изумлением увидел огромную позеленевшую бронзовую статую: сердитый карлик, замахивающийся мечом, верхом на курице. Чуть дальше высился другой монумент: существо с телом атлета и головой ящерицы. Дальше стояла еще одна статуя… По обеим сторонам дороги тянулись длинные цепочки агрессивных бронзовых уродцев.
ТРИСТАН: Здесь начинаются владения Фамонгомадана, дон Галаор. Много лет назад, когда я ехал по этой дороге к Модиомодио, сумасшедшему волшебнику, отцу Фамонгомадана, я не встретил ни души. Но все же держите меч наготове: на нас вполне могут напасть.
ГАЛАОР: Модиомодио? Я слышал о нем от моего отца.
ТРИСТАН: О, да! Слава Модиомодио тогда гремела! Он влюбился в темноглазую великаншу Грете. В своей стране она считалась карлицей и славилась красотой. Грете отвечала ему взаимностью, но великаны отклонили притязания Модиомодио, хотя и держали Грете за карлицу и жеманницу. Вы знаете, что великаны – раса давно, ко всеобщему благу, истребленная – были большими гордецами. Не зря в их языке слово «иностранец» было синонимом слова «раб». Тогда Модиомодио похитил Грете и построил Замок Черных Штандартов. Великаны много раз пытались взять этот замок приступом, но это им так и не удалось.
ГАЛАОР: А что сталось с Модиомодио и Грете?
ТРИСТАН: Не знаю уж, по ошибке или намеренно, но Модиомодио превратил Грете в огромную сову… Он не смог расколдовать ее, и тогда сам превратился в птицу и улетел вместе с Грете. Больше их никто никогда не видел. Фамонгомадану было тогда года три.
У Галаора сердце от радости чуть не выскочило, когда в конце галереи статуй он увидел дона Оливероса. Галаор осадил коня: дон Оливерос с обнаженным мечом недвижно стоял, пристально глядя на статую, изображавшую что-то вроде ангела с огромными зубами, когтями и спокойно сложенными бронзовыми крыльями.
Лязгнул металл: ангел с кабаньими клыками медленно расправил крылья, поднялся со своего пьедестала и направил свой полет в сторону дона Оливероса. Рыцарь пришпорил коня и поскакал навстречу ангелу. Тот хотел схватить его огромными когтями, но промахнулся, тяжело захлопал бронзовыми крыльями и снова попытался подняться в воздух. Дон Оливерос взмахнул мечом, ангел уклонился и бросился в атаку на Оливероса, пытаясь ухватить его страшными зубами. И в этот момент шею его пронзила стрела. Бледное мягкое тельце ребенка ударилось о доспехи дона Оливероса.
Смеющийся Галаор, размахивая луком и крича, скакал навстречу дону Оливеросу. За ним с криками, похожими на птичьи, поспешал Тристан. Не спешиваясь, смеясь и плача, друзья обнялись.
Читать дальше