Амитав Гош - Маковое Море

— Кажется, да, только не спрашивайте главу и стих.

— Меня они сильно впечатлили. Я вся дрожала, мистер Рейд! Тряслась, будто в лихорадке. Неудивительно, что отец пренебрег моим религиозным образованием. Он был робкий человек и терзался бы этими словами. — Полетт поправила накидку. — Так шел урок за уроком, а потом мы добрались до «Послания к Евреям»: «Если вы терпите наказание, Бог поступает с вами, как с сынами. Ибо есть ли какой сын, которого бы не наказывал отец? Если же вы останетесь без наказания, которое всем обще, то вы — незаконные дети, а не сыны». Вам эти строки знакомы, мистер Рейд?

— Боюсь, нет, мисс Ламбер. Вообще-то я редко захаживал в церковь.

— Я тоже раньше их не слышала, но для мистера Бернэма они были полны смысла, о чем он меня уведомил перед началом урока. Когда он завершал чтение, я поняла, что он чрезвычайно взволнован: голос его прерывался, руки дрожали. Потом мистер Бернэм подсел ко мне и проникновенно спросил, претерпевала ли я наказание. Вопрос поверг меня в глюбочайшее смятение, ибо теперь я понимала: если никто меня не наказывал, значит, я ублюдок. Что я могла ответить, мистер Рейд, если ни разу в жизни отец не поднял на меня руку? Сгорая от стыда, я призналась, что не изведала наказания, и тогда мистер Бернэм спросил, не угодно ли мне получить урок подлинной епитимьи. Вообразите мой страх принять наказание от большого и сильного мужчины! Однако я собрала остатки храбрости и сказала, что готова к каре. И вот тут меня ждал сюрприз, мистер Рейд: наказание предназначалось вовсе не мне…

— Но кому же? — не вытерпел Захарий.

— Ему самому.

— Мать честная! Неужто мистер Бернэм возжелал тумаков?

— Да, — кивнула Полетт. — Оказалось, именно он хотел претерпеть наказание, а мне отводилась роль его орудия. Вообразите мою растерянность, мистер Рейд! Если твой благодетель просит стать орудием наказания, как ему отказать? Стало быть, я согласилась, и тогда мистер Бернэм принял весьма странную позу: он встал на четвереньки и взял в пригоршню мои ступни, склонившись к ним, точно конь на водопое. Затем он велел хорошенько размахнуться и ударить его по… фес…

— По физиономии? Полноте, мисс Ламбер! Вы шутите!

— Нет, не по лицу… Как бы назвали нижнюю часть тела… ту, что сзади?..

— Корма? Гакаборт? Ют?

— Ну да. Он поднял свой, как вы сказали, ют и пожелал, чтобы именно туда была нацелена кара. Вообразите мое отчаяние, мистер Рейд: я должна атаковать благодетеля, который не принимает никаких отговорок! Иначе, сказал он, мы не продвинемся в моем духовном развитии. «Бей! — возопил мистер Бернэм. — Врежь мне!» Что оставалось делать, мистер Рейд? Я представила, что там сидит комар, и пришлепнула его. Оказалось, этого мало. Мистер Бернэм замычал и неразборчиво, ибо запихнул в рот носок моей туфли, просипел: «Крепче! Крепче! Вмажь со всей силы!» Так оно и продолжалось: сколько я ни шлепала, он просил бить сильнее, хотя явно испытывал боль — моя туфля уже была вся искусана и обслюнявлена. Наконец мистер Бернэм поднялся, и я приготовилась к возмущенным упрекам. Но нет! Никогда еще я не видела его таким довольным! Он ущипнул меня за подбородок и сказал: «Умничка! Хорошо справилась с уроком. Только помни: если разболтаешь, все будет испорчено. Никому ни слова!» Предупреждать было излишне — я и помыслить не могла, чтобы о таком рассказать!

— Ничего себе! — присвистнул Захарий. — И что, все это повторялось?

— О да, многажды. Все наши уроки начинались с чтения, а заканчивались этим. Поверьте, я изо всех сил старалась продвинуться в своем духовном совершенствовании, но, похоже, рука моя не обладала достаточной силой. Я понимала, что обманываю надежды благодетеля. Однажды он сказал: «Как ни жаль, дорогая, но твоя рука не совсем то, что требуется для наказания. Может быть, сменим орудие? Я знаю одну вещицу…»

— Что еще он выдумал? — вскинулся Захарий.

— Вы когда-нибудь видели… — Полетт замешкалась, подыскивая слово. — Индийские золотари используют особую метлу из жилок пальмовых листьев. Такая метла называется «джата» или «джару» и на взмахе свистит, точно хлыст…

— Он захотел порку метлой? — разинул рот Захарий.

— Не просто метлой, а золотарной метлой, мистер Рейд! — воскликнула Полетт. — Я говорю: а вы знаете, сэр, что этими метлами скоблят нужники и они считаются ужасно нечистыми? Он ничуть не испугался и отвечает: что ж, превосходное орудие унижения, которое напомнит о природе падшего человека, греховности и порочности нашей плоти.