Салман Рушди - Флорентийская чародейка

Аргалья заранее продумал свою речь. За время долгих скитаний по чужим краям, скажет он, ему стало ясно одно: где бы он ни был, всюду его преследовала мысль о Флоренции. О ней и о ее великих правителях Медичи, которые созданы, чтобы властвовать, и всегда умели настоять на своем, которые всегда могли мечту сделать явью с помощью своих установлений. Но вокруг существовали и другие — «плакальщики» (Аргалья уже не застал правления флорентийских «плакальщиков», но вести о монахе по имени Савонарола разнеслись по всему свету), — и они тоже жаждали власти, ибо считали себя избранниками Божьими, что, разумеется, не так. А еще везде и повсюду есть люди, которые думают, будто умеют управлять, хотя в действительности делать это не в состоянии. Эта, третья, группа настолько многочисленна, что ее можно считать неким средним классом, скажем классом Макиа, — служащими, которые возомнили себя хозяевами положения, пока им не была явлена горькая правда. Этим людям нельзя доверять, именно они-то и представляют наибольшую опасность. Принц должен быть всегда готов подавить недовольство этих внутренних смутьянов, усмиряя их наряду с врагами внешними. Для выполнения этих двух задач во всем мире принято брать на службу опытного, закаленного в битвах человека. Именно таким человеком и является он, Аргалья. Он готов установить спокойствие и порядок в своем родном городе, как это ему уже доводилось делать в разных краях для других правителей.

Несколькими месяцами раньше Медичи помогли утвердиться в городе испанские наемники, так называемые «белые мавры», под командованием некоего генерала Кардоны. С гордостью Макиа — отрядом флорентийской милиции — они встретились под стенами красивейшего города Прато. Силы милиции превосходили их численностью, но уступали в подготовке и решительности. Их ряды смешались, они обратились в бегство, и город был сдан в первый же день, почти без боя. Разграбление, которому подвергли город «белые мавры», настолько потрясло флорентийцев, что они тотчас же отменили республиканское правление и на коленях стали умолять Медичи вернуться к власти. Разграбление Прато продолжалось три недели. Четыре тысячи его жителей, включая женщин и детей, были сожжены, изнасилованы, изрублены на куски. «Мавры» не пощадили даже монастыри. В самой Флоренции в ворота Прато ударила молния, и это знамение не предвещало ничего хорошего. Но самый главный аргумент против испанских наемников Аргалья приберег напоследок. Он сказал, что «белые мавры» вызвали к себе у населения такую ненависть, что оставлять их у себя на службе было бы для Медичи самоубийством. Ему нужны хорошо обученные профессионалы, которые станут во главе милиции и укрепят в ней дисциплину — этого ей явно недостает, — чего по понятным причинам не удалось достичь такому крючкотвору и далекому от армии человеку, как Макиа.

Таким образом, дипломатично дистанцировав себя от впавшего в немилость старого приятеля, Турок Аргалья получил искомую должность. Самому Аргалье назначили щедрое по тому времени жалованье. Вдобавок герцог Джулиано подарил ему просторный особняк на Виа Порта Росса, с полным штатом прислуги, присовокупив к этому щедрую сумму на его содержание. «Адмирал Дориа, должно быть, отрекомендовал меня вам наилучшим образом», — всего лишь и сказал Аргалья, услышав об этом. На что герцог любезно ответствовал: «Он заявил, что ты единственный из подонков-варваров, с кем ему не хотелось бы повстречаться один на один ни на суше, ни на море, даже если ты будешь гол как новорожденный младенец и при себе у тебя будет всего лишь обычный кухонный нож».

Легенда гласила, что в семействе Медичи хранилось волшебное зеркало, в котором правитель из этого рода мог узреть лик самой желанной в мире женщины. Говорили, что именно в этом зеркале предыдущий Джулиано, приходившийся нынешнему дядей и убитый заговорщиками, впервые увидел лицо Симонетты Веспуччи. После ее смерти, однако, зеркало помутнело и утратило волшебные свойства, словно оно не пожелало оскорблять ее память отражением менее, чем у нее, совершенной красоты. В период изгнания семьи зеркало продолжало висеть на стене спальни Джулиано-старшего в семейном особняке на Виа Ларга, однако, поскольку оно не только упрямо отказывалось проявлять магические свойства, но и перестало отвечать своему прямому назначению, его убрали в крошечную кладовку при спальне, где держали всякий хлам. После избрания Папы Льва Десятого зеркало вдруг снова заблестело. Передавали, что ненароком заглянувшая в каморку девушка-служанка упала без чувств, когда увидела, что сквозь паутину из угла на нее смотрит совершенно незнакомая женщина — словно гостья из иного мира. «Во всей Флоренции нет женщины, равной ей», — заявил герцог Джулиано, когда ему показали это чудесное видение. Он заметно взбодрился духом и телом, велел снова повесить зеркало в спальне и пообещал золотой дукат тому, кто доставит это чудо пред его ясные очи.