Салман Рушди - Флорентийская чародейка

Он стал излагать императору новую гипотезу о гелиоцентрическом строении Вселенной. Он говорил тихо, поскольку в те дни за такое еретическое высказывание у него на родине можно было запросто сгореть на костре. О подобных вещах не полагалось говорить в полный голос, хотя здесь, в гареме Великого Могола, Папа навряд ли мог его услышать.

Акбар весело рассмеялся:

— Об этом известно уже сотни лет — сказал он. — До чего же отстала ваша новорожденная Европа! Она как ребенок, который выкидывает погремушку из воды во время купания, потому что ему не нравится ее звяканье.

Могор не стал возражать и несколько переменил тему:

— Я всего лишь хотел сказать, что вы, Ваше Величество, словно солнце, а они — как звезды, — заметил он.

— По крайней мере, что касается лести, нам есть чему у тебя поучиться, — отозвался Акбар и похлопал его по спине. — Нужно будет сказать нашему главному льстецу Бхактираму Джайну, чтобы перенял от тебя кое-что.

В полном молчании, медленно и бесшумно, словно создания, рожденные грезами, женщины продолжали свое кружение — лишь воздух чуть колыхался, напоенный множеством возбуждающих желание ароматов. Никакой суеты, никакой спешки. Да и зачем спешить? Власть императора безгранична, и само время подчиняется ему. В их распоряжении — целая вечность.

— Искусством расцвечивания, отбеливания и нанесения узора на зубы, ногти и тело женщина обязана владеть в совершенстве, — продолжал император.

От возбуждения его речь становилась все более невнятной. Он втянул в себя дым кальяна, глаза его затуманились. Женщины сужали круг, и теперь их тела то и дело касались Акбара и его гостя (тех, кому выпадала честь сопровождать императора, на время пребывания в гареме они почитали и ласкали так же, как и своего господина). А император меж тем заплетающимся языком объяснял гостю: женщине надлежит уметь извлекать музыку из бокалов, наполнив их разным количеством различных жидкостей. Она должна знать, каким образом установить на полу бокал из цветного стекла так, чтобы он не опрокидывался; должна уметь правильно обрамить и повесить картину, нанизать ожерелье, составить букет и сплести венок или гирлянду. Ей следует знать всё о сохранении воды чистой. Ее долг — разбираться в запахах и в том, какие украшения нужны для ушей. Кроме того, она должна владеть актерским мастерством, а также быть искусной кулинаркой, уметь делать шербет и лимонное питье, знать толк в драгоценностях, уметь закручивать тюрбан и, разумеется, быть искушенной в магии. Только в этом случае женщину можно приравнять к самому что ни на есть темному невежде мужского пола.

Императорские жены слились в единое тело — само олицетворение женщины. Она была подле обоих мужчин, она манила и желала. Евнух незаметно выскользнул из магического круга сладострастия, и, многорукая, многоопытная, она заставила смолкнуть их языки. Податливая женская плоть, множеством касаний приникала к твердой мужской. Могор отдал себя на милость сверхженщины, вспоминая при этом других, далеких женщин прошлого: Симонетту Веспуччи, Алессандру Фьорентину и ту, ради рассказа о которой он прибыл в Сикри. Они тоже стали частью нынешнего любовного переживания.

Позже, гораздо позже, обессиленно откинувшись на подушки, Могор сказал:

— В моем родном городе знатную женщину ценят прежде всего за скромность. Она ни в коем случае не должна допускать, чтобы о ней сплетничали, обязана быть верной, стыдливой, целомудренной и милосердной. Во время танца ей не следует делать резких движений, в ней не должно быть ничего от звучания медных труб и грохота барабанов. Рисовать ее рекомендуется безо всяких вольностей, улавливая лишь чисто внешнее, весьма отдаленное сходство, и прическа у нее должна быть строгой.

Император, уже почти заснувший, презрительно фыркнул.

— Ваши знатные мужчины, должно быть, подыхают с ними от скуки, — пробормотал он.

— Зато наши куртизанки полностью соответствуют вашему идеалу, — отозвался Могор, — за исключением разве что фокуса с бокалом из цветного стекла.

— Никогда не имей дела с женщиной, которая не умеет установить бокал, — назидательно молвил Его Величество. — Такая женщина просто грязная потаскушка.

Той ночью Аго впервые в жизни влюбился по-настоящему и понял, что обожание — это тоже своего рода странствие по неизведанным краям. Он убедился, что, как бы ни претила ему — в отличие от его непоседливых друзей — мысль о путешествиях, пути любви тоже могут быть полны опасностей, там тоже могут подстерегать свои драконы и демоны и в любую минуту можно потерять не только жизнь, но и бессмертную душу Для того чтобы осознать все это, ему хватило всего лишь одного взгляда. Через полузатворенную дверь будуара он увидел Фьорентину. Она возлежала на позолоченной козетке в окружении небольшой группы знатнейших молодых людей Флоренции. Один из них, ее патрон Франческо дель Неро, в тот момент целовал ее левую грудь, а лохматая комнатная собачонка облизывала правую. Тут-то Аго понял, что пропал. Франческо дель Неро приходился родственником Макиавелли — весьма возможно, что именно благодаря ему друзья оказались в числе приглашенных, — но Аго было все равно. Он был готов немедленно придушить этого подонка, а заодно и чертову собачонку.