Александр Кабаков - Группа крови [повесть, рассказы и заметки]

Оставив у Алёны две записки, каждый свою, для Нины – было похоже, что Нина в контору сегодня не вернется, – они обиделись и решили ее не ждать, обиду продемонстрировать. В конце концов, не мальчик и девочка, а ветераны конторы… Поспешили уйти, чтобы не встретиться с невежливой дамочкой ни в коем случае, помчались к лифту, в котором стали так, чтобы лица нельзя было разглядеть сквозь стеклянные стены.

Месяца три назад он уже попытался порвать, просто позвонив Даше на служебный телефон, так что она не могла пространно и внятно отвечать. В этом был его – ну, пусть подсознательный – расчет. Все кончилось, сказал он тогда, запас исчерпан. И добавил претенциозную пошлость: колодец пуст, ведро скребет по дну. Ты уверен, только и смогла спросить она. Зачем он тогда это сказал? Уже невозможно вспомнить, месяцы прошли в тумане…

Теперь он положил трубку, не то чтобы обрадовавшись, а придя почему-то в изумление. Это ж надо!.. Я так рад, что встретил тебя, повторял он, так рад!.. Ты не можешь представить, как я рад… Могу, наконец ответила она, могу, я сама очень рада.

В сетевой молодежной забегаловке орала музыка, половина стульев была занята сброшенными куртками, на столах кофейные кружки и салатные миски теснились среди ноутбуков. В соседней кофейне было то же самое…

Сейчас везде так, время, как их… ну, комплексных обедов, бизнес-ланчей, бормотал он, растерянно переминаясь с ноги на ногу в тесноте. Может, здесь где-нибудь есть нормальный ресторан? Давай по-человечески пообедаем, мы же не дети, чтобы глотать их синтетический как бы кофе… Давай, легко согласилась она, я завтракала рано.

И в давние времена очередь делала его совершенно беспомощным, а новая жизнь приучила к мгновенному исполнению любого мелкого желания, крупных же давно не было. Теперь он перестал смущаться, говоря с официантом, и, оплатив счет, спокойно сидел, сколько хотел…

Нормальный – по крайней мере, между столами в нем не валялись роликовые доски – ресторан, конечно, оказался тут же, в пяти шагах. Швейцар, он же гардеробщик, сделал вид, что не заметил на их обуви ошметков грязи, свидетельствующих о том, что солидная вроде бы пара передвигается без машины.

Странно: они почти не разговаривали о серьезных вещах, только обменивались светскими глупостями по поводу сменяющихся блюд. За едой о еде, как французы, констатировал он – и заговорили о поездках и гостиницах. С гостиниц плавно съехали на описание дач – по какому шоссе, можно ли жить зимой и так далее. Вероятно, обстановка диктовала и темы, и стиль беседы, раньше от свидания не оставалось времени на ресторан…

Непонятно почему, в разговоре возникла отчетливо различимая интонация хвастовства наперебой.

Они постоянно сталкивались в конторе – на бегу в коридоре, упирающемся в бухгалтерию, бухгалтерским дамам постоянно требовались новые справки и заявления; в группе, поскольку Нина по рассеянности назначала две встречи на одно время; на рождественских корпоративах, на первом из которых Даша подошла, поздравила его с полученной только что русстраховской внутренней наградой, «Серебряным Страхом». К действительно серебряному значку – лицо, закрытое ладонями, – прилагались порядочные деньги. Обычно же, случайно встретившись, удивлялся – представить себе, что несколько дней или даже часов тому назад составляли одно целое, было невозможно.

Он побаивается оперных страстей, которые ему чудятся в каждом свидании.

…Теперь он почему-то ничего не боялся. Заказал слишком большой обед, много выпил, но почти ничего не ел, вдруг – в разгаре беседы, неожиданно для себя, и она нисколько не удивилась – назначил следующую встречу… Казалось, что, договорившись о следующем свидании, можно было бы и разъехаться по другим делам, но не хотелось, очевидно, обоим. И решили все же вернуться в контору, вдруг Нина пришла, нужно использовать шанс, чтобы не приезжать снова.

И точно – Нина уже была на месте. Дылда даже не посмотрела в их сторону, дважды выписав пропуска, она, видимо, исчерпала лимит доброжелательности. Даша сразу пошла в кабинет начальницы, а он, едва не расплескав химический кофе, провалился в гостевое глубокое кресло, из которого гости выбирались с трудом, так что картина получалась довольно унизительная в буквальном смысле.

Время от времени ему казалось, что все поправимо – по нелепому, но запоминающемуся названию некогда популярного романа. Все его главные профессиональные успехи уложились в последние три-четыре года. Теперь он как бы писал черновик текущей жизни, как бы играл жизнь Игоря Матвеевича С. А настоящая жизнь еще впереди, она настанет и будет долго тянуться…