Александр Кабаков - Группа крови [повесть, рассказы и заметки]

А тут еще…

Нет, надо эту бутылку дожать, чего тянуть… Уф. Да пока ноги ходят – в круглосуточный на углу. Слава свободному рынку! Сохраняем текст – и быстро, быстро, встал и пошел, боец!

Так вот – только не надо слез. Перед кем делать вид?

Год, который был первым в моей армейской службе, на пятом месяце стал последним в существовании вышеописанной семьи: самолет Ил-14 Москва – Адлер рухнул где-то на Украине. Там много было больших людей – артисты, писатели и прочая, бархатный сезон…

Меня отпустили на похороны. Как раз пришла посылка от уже мертвых, я ее всю и отдал старшине, кроме «Иностранки». В самолете всю дорогу читал «Женщину в песках» Кобо Абэ, здорово отвлекся.

Хоронили в закрытых гробах. Я на кладбище не поехал. И на поминках сидел тихо – все устроила домработница. Выглядела она так, будто сама умерла. В квартире было полно незнакомых важных людей, некоторое время я угадывал, кто из консерватории, а кто из академии, потом бросил – слишком просто. На меня никто внимания не обращал – я успел сменить форму на свою гражданку, вполне мог сойти за какого-нибудь аспиранта из богатеньких. Незамеченным и выбрался за дверь, пошел в одиночестве поминать моих странных родителей – именно что родителей: родили, да тем и ограничили свое участие в моей жизни. Поминал в шашлычной, которая как раз тогда переехала от Никитских ворот на Пресню. Напился до полного беспамятства, однако каким-то чудом к середине ночи добрался домой. Домработница дотащила до тахты, села рядом на стул, широко расставив ноги под ситцевой синей в мелкую розочку юбкой – только край этой юбки я и видел, остальное уплывало. Между прочим, была она старше меня лет на семь всего… Кажется, договорились, что она останется жить в этой квартире, сколько захочет, один гость на поминках пообещал помочь ей с пропиской. Заснул я, как умер, – просто все исчезло. Утром по какому-то наитию сразу влез в тот ящик отцовского стола, который был нужен, – там, в глубине, громоздились пачки по десять тысяч тех еще рублей, сто на сто. Одну взял себе, остальные вбросил в карман фартука домработницы, как она ни сопротивлялась.

По воинскому требованию взял билет на ближайший поезд до Рязани, поймал приличного на вид ханыгу, дал ему четыре десятки, он вынес две узкие бутылки молдавского – солдат в вокзальный ресторан не пускали. Всю сдачу оставил за честность ему и, еле не падающего от благодарности, отпихнул.

За ночь пропил с дембелями и вербованными рыбообработчицами, начавшими еще в Калининграде долгий путь во Владик, каким-то образом почти тысячу, но остальное уцелело, не ограбили. В Рязани успел нырнуть в такси, уйдя из-под носу вокзального патруля. Пару часов передремал в ленкомнате – жадный старшина пустил за последнюю бутылку. Там, проснувшись, и увидел румяного милиционера на двери.

И все решил.

Нет, силы кончились… Взять сразу две, чтобы так не мучиться потом… Последние десять капель… Дверь запереть… Что ж меня так водит-то?!

Задремал… Да, все хуже удар держишь, товарищ полковник.

Она была старшим преподавателем на кафедре марксистско-ленинской философии, восемь лет разницы в мою пользу. То есть в ее, как постепенно выяснилось.

Так и сказала: «У нас роман не получится, либо женимся, либо забудь, ночь прошла – и конец». К тому времени я уже знал за собой неодолимую слабость к таким женщинам, крупным и властным, – видимо, по контрасту с моей кровной мамой, с ее обликом невысокого джентльмена в юбке. Доктор Фрейд вовсю орудовал в моей пустой душе, и я охотно ему подчинялся.

Жизнь шла – да и прошла, незаметно, как похмельный выходной день.

Ну, еще по одной – и спать. На службу не вставать, конечно, но подремать надо. Вон уже светает… Все, последняя.

На следующий день после того, как мне исполнилось сорок лет, я простился в морге Боткинской с дожившей, слава богу, в относительном покое домработницей. Кажется, хоронил в том самом платье в розочку… Царствие небесное. Только ее я и не сдал марксизму-ленинизму, по всем прочим линиям капитулировал безоговорочно.

На условиях, назначенных победителем.

И чего она взбесилась? Домработницы – ровесницы, к которой ревновала всегда, уже не стало. Живи себе, диссертацию высиживай. По интимной части ее интересовали только двадцатилетние аспиранты, так я этому не мешал, партком мешал…

В общем, разошлись без суда – ей не рекомендовалось как идеологическому работнику, а мне как офицеру милиции. И без того звездочки падали на плечи с опозданием… Да мне и ни к чему была свобода, регулярное употребление родного напитка избавило меня по крайней мере от практического интереса к дамам. Так чего разводиться, если потом не жениться? Слава Богу, детишек Он не послал.