Татьяна Воронцова - Морской змей

Он стоит, поджарый и гибкий, как акробат, с мускулатурой, развитой чуть больше, чем это необходимо для манипуляций с кислородными баллонами. С его длинных волос, собранных в хвост, капает вода. Крепкие ягодицы, обтянутые черной эластичной тканью плавок, заставляют женщин на пляже смотреть ему вслед. Он неразговорчив, но и не угрюм. Любит спонтанный секс в любое время суток, симфоническую музыку, сухое красное вино, легкие завтраки, удобную одежду из натуральных тканей, дорогие сигареты и ни к чему не обязывающие отношения. Хорош он или плох? Отзывчив или равнодушен? Можно ли на него положиться? Стоит ли ему доверять?..

Они договорились не задавать друг другу вопросов, надеясь, что отношения, выстроенные на основе слепого доверия, не омраченные ни подозрениями, ни взаимными обязательствами, окажутся более жизнеспособными, нежели их традиционные аналоги. Закрыть глаза и повернуться к прошлому спиной – ведь если его невозможно изменить, следует его попросту игнорировать! В каком-то смысле эта политика себя оправдала. Они все еще вместе. Им не в чем упрекнуть друг друга. Их ничто не связывает – ничто, кроме удовольствий. Райская жизнь.

Однако где есть табу, там будут и попытки его нарушить. Это общеизвестно. И первым нарушителем оказался Венсан, хотя его-то уж никак нельзя было обвинить в чрезмерной болт–ливости. Однажды вечером он набрался и рассказал о том, как несколько лет назад чуть не угодил на скамью подсудимых по обвинению в убийстве, которого не совершал. К сча–стью, убийца оказался клиническим идиотом (в полном смысле этого слова), так что его быстро разоблачили и закатали в психушку.

Джемма пришла в ярость: «Мы что, собрались тут рассказывать друг другу страшные истории в духе старины Хичкока?» – но быстро успокоилась и поведала о своем не очень счастливом детстве на Сицилии. Вот, собственно, и все. Один эпизод из жизни женщины, один эпизод из жизни мужчины. Больше воспоминаниям никто не предавался. Невинность... Что ж, похоже, это и в самом деле неплохая идея.

Перегревшись на солнце, Лиза идет купаться. Венсан догоняет ее, на ходу как бы невзначай касается ладонью ягодиц. Легонько стискивает и тут же отпускает. Это намек. Улыбаясь уголками рта, Лиза замедляет шаг, косит на него краем глаза: «Не шутишь, ковбой?»

Нет, он не шутит. В его глазах плещется жидкий огонь, белые зубы обнажены в злодейской усмешке. Он хочет одну из своих женщин и хочет немедленно. Вот только где? Стоя на каменистой тропинке, в том месте, где мыс примыкает к склону горы, они беспомощно озираются, изнемогая от нетерпения. Наконец Венсан хватает ее за руку и тащит по тропе вниз. Теперь и она припоминает: там, среди громадных каменных глыб, есть более-менее укромное местечко.

Его губы... его горячие пальцы, проникающие в самую серд–цевину цветка... Она чувствует дрожь своих бедер, когда он входит в нее с легким стоном, и наклоняется еще ниже, цепляясь руками за камни, чтобы не упасть. Оба сгорают от похоти. С обоих ручьями струится пот. В ослепительном свете дня одинокие пловцы имеют возможность издали полюбоваться змеиным танцем их гибких, загорелых тел, в то время как пешим странникам, передвигающимся по берегу, это зрелище недоступно.

Яркий солнечный свет, ленивый плеск волн почти у самых ног, поблескивание слюдяных крапинок в трещинах камней... тяжелое дыхание, ритмичное движение бедер, невнятные возгласы, свидетельствующие о нарастающем возбуждении...

– C’est un vrai paradis! [15]– со стоном выдыхает Венсан, добросовестно отвешивая своей подруге несколько шлепков по разгоряченным ягодицам. Для остроты ощущений. – Ты согласна, любовь моя?

– О боже, да, – отвечает Лиза слабым голосом, пробуя представить себя со стороны. Задница смотрит в небо, волосы метут побелевший от морской соли камень. – Да, мой герой. Ты – лучшее, что есть в моей жизни. Не считая той италь–янской шлюхи, которая балдеет сейчас на солнышке.

Ночь, как всегда, наступила внезапно, как будто кто-то дернул за волшебный шнурок и выключил свет. Цикады по-прежнему стрекотали, но уже без дневного надрыва. Голово–кружительный кипарисовый аромат разливался по саду, погружая расположившихся на веранде людей в идиотски-блаженное состояние без единой мысли.

Откинувшись на высокую спинку стула (одного из тех старых деревянных стульев, которые раньше стояли в обеденном зале и при виде которых прослезился бы любой антиквар), Лиза сонно смотрела в кромешную тьму сада, изредка делая маленький глоток из стоящего на столе стакана. «Метакса», купленная в московском супермаркете, таком как «Перекресток» или «Седьмой континент», – это не та «Метакса», которую рассеянно снимаешь с полки в маленьком греческом магазинчике, запихиваешь в пакет вместе с солнцезащитным кремом и картой автомобильных дорог, а потом в течение нескольких дней пропускаешь по глоточку на сон грядущий, пока бутылка не покажет дно и не придет время отправляться за следующей. Лиза улыбнулась и закрыла глаза. Ей, как и остальным, тоже не хотелось ни двигаться, ни думать, ни говорить.