Григорий Горин - Формула любви

– Стоп! – вдруг тихо произнес Калиостро.

Карета резко остановилась. Калиостро вышел, сопровождаемый недоуменными взглядами попутчиков, быстро прошел по садовой дорожке и остановился у мраморного постамента, на котором когда-то стояла злосчастная скульптура. Сама скульптура лежала здесь же, неподалеку, привалившись затылком к пеньку… Калиостро в задумчивости подошел к ней, тронул рукой. Сзади зашевелились кусты. Калиостро резко обернулся и увидел маленькую русоволосую девочку.

– Дедушка Калиостро, – тихо сказала она, – а вы правда мою бабушку оживлять будете?

– Ты кто? – спросил Калиостро.

– Прасковья Тулупова…

Калиостро вздрогнул, потом вдруг широко и весело улыбнулся, поднял девочку на руки.

– Магистр! – не выдержал Маргадон, выглянув из кареты. – Магистр!…

Калиостро даже не повернул головы в его сторону.

Из кустов появился запыхавшийся художник Загосин.

– Ваше сиятельство, – пробормотал он, явно стесняясь, – будучи местным жителем и имея пристрастие к живописи, покорнейше бы просил оказать честь и позволить написать ваш портрет… Ежели бы у вас выдалось время. Разумеется, не сейчас…

– Отчего ж не сейчас? – пожал плечами Калиостро.

– Благодарю! Сердечно благодарю! – разволновался Загосин, не веря в такую удачу. Он стал поспешно устанавливать мольберт, смешивать краски.

Калиостро водрузил девочку на пьедестал, сам присел рядом.

Маргадон печально посмотрел на хозяина, закрыл дверь кареты. Карета тронулась и поехала прочь по дороге…

Со стороны усадьбы появилась толпа людей, сопровождаемая офицером и солдатами. Увидев Калиостро и художника, толпа нерешительно остановилась. Офицер подошел к Калиостро, отдал честь, что-то тихо сказал ему. Калиостро умиротворенно кивнул, что-то тихо ответил, сделал знак офицеру, приглашая присесть рядом. Офицер, подумав, согласился.

Постепенно все жители усадьбы, включая Федяшева, Марию, тетушку, Степана и Фимку, обступили Калиостро и пьедестал, на котором улыбалась крохотная Прасковья Тулупова.

Счастливый художник вдохновенно наносил их лица на холст.

Неторопливый доктор, стоявший чуть поодаль, вдруг повернулся неизвестно к кому и произнес:

– В тысяча семьсот девяносто первом году Джузеппе Калиостро вернулся на родину в Рим, где неожиданно сдался в руки правосудия. Суд приговорил его к пожизненному заключению. Лоренца навещала его. Незадолго до его смерти она передала ему рисунок неизвестного художника, присланный из России. Кто был изображен на сем рисунке и что означали эти люди в судьбе великого магистра, историкам так и не удалось установить.

Сообщив эту информацию, доктор поспешил к сгрудившимся землякам и занял, как и положено, одно из центральных мест.

Лица людей обрели графическую четкость, затем растаяли ненужные детали, придавая полотну условность старинного рисунка, по которому медленно поплыли титры…