Эдуард Тополь - Свободный полет одинокой блондинки

Отчаявшись уговорить проводников бесплатно довезти ее до Твери, Алена подстерегла в зале ожидания какой-то только что освободившийся закуток в углу, пристроилась на полу, вытянула ноги и устало закрыла глаза…

Но каждые два часа — милицейский обход. Едва милиционеры появляются в одном конце зала, как опытные обитатели вокзалов тихо поднимаются со своих теплых мест и без спешки, с видом деловых пассажиров гуськом тянутся к выходам, перемещаются на соседние вокзалы — Казанский или Ярославский.

Алена, однако, не знала этих уловок, она спала. Милиционеры, делая обход, проверяли у пассажиров паспорта и билеты и приближались к ней. Наконец один из ментов подошел к Алене, пошевелил ее носком ботинка.

— Подъем! Документы!

Алена села, сонно встряхнула головой.

— Паспорт! Билет!

Алена порылась в кармане своего кожуха и протянула паспорт.

— А билет?

— Билет я еще не купила.

— Так, билета нет. Пошли.

— Куда?

— Встали! Встали! — Мент подтолкнул ее ботинком. — В отделение!

— Почему? Это же зал ожидания! Я тут жду…

— Уже дождалась! Пошли!

— А что? — поднялась Алена. — Я не имею права?

— Иди, иди! Там разберутся, что ты имеешь. — И, сунув ее паспорт в карман, мент пошел в сторону правого выхода на перрон.

Алена поневоле двинулась за ним.

А там, у прохода, уже стояла группка таких же, как Алена, задержанных. Всех их, гуртом, милиционеры повели в сторону перрона, но перед самым выходом остановили у двери с табличкой «Линейное отделение милиции».

В отделении дежурный старлей, сидя за столом и держа сигарету в уголке рта, небрежно, с прищуром от дыма, пролистал Аленин паспорт.

— Ну что? Московской прописки нет, регистрации тоже нет. И билета нет. Нарушение режима пребывания в Москве. На первый раз штраф триста рублей.

— У меня нет денег, — сказала Алена.

— У всех нет денег, а все живут, — философски заметил старлей. — Посидишь в «обезьяннике» — найдутся.

— Отпустите меня. Мне негде их взять. Я домой уеду.

— Выходит, все-таки есть на билет?

— Нет, я зайцем уеду.

— А за безбилетный проезд знаешь какой штраф? Короче, у нас тут все просто и по закону: или за решетку, или… — он кивнул на телефон, — звони, пусть тебе привезут деньги.

— Мне некому звонить.

— Ничего. Посидишь — найдется. — И старлей приказал дежурному: — Сашок, отведи ее. Следующий!

«Обезьянник», то есть, простите, КПЗ, — это вам не Испания! Маленькая и глухая бетонная комната без окон, без коек, без лавок — без ничего. Только в двери «намордник» — плексигласовая форточка, через которую дежурный видит задержанных.

На полу, на бетоне — подложив под себя что можно (газеты, шапки, платки или пальто) — впритык сидели и лежали двадцать, если не больше, девчонок от 15 до 25 лет. Холодно, КПЗ почти не отапливается, девочки группками жались друг к другу, изо ртов шел пар.

— Ты чья? — спросили у Алены.

— В каком смысле? — переспросила она.

— Ну, с какой точки?

— Да она не наша. Вы что, не видите ее ногти, что ли? Кто из наших такие ногти носит?

Алена рефлекторно спрятала свои ногти, давно забывшие о маникюре.

Они поинтересовались:

— А закурить не дашь?

— Я не курю.

Тут они разом потеряли к ней интерес, и она, помявшись, села на свободный пятачок пола, прислушалась к негромкому разговору двух девочек слева от себя.

— Мужики все козлы, все поголовно, — негромко говорила подружке худенькая блондинка лет восемнадцати. — Меня недавно такой приличный парень взял — при галстуке, в очках! А завез за Окружную дорогу, и там меня вся деревня по кругу пустила — из дома в дом! До утра…

— Всего-то! — усмехнулась молодая татарка справа от них. — Меня летом на Украину увезли…

Клацнула, откинувшись, плексигласовая форточка, в «обезьянник» заглянул дежурный:

— Собинова, на допрос или полы мыть?

В другом конце камеры синеглазая шатенка демонстративно плюнула на пол:

— Тьфу на твои полы! Буду я руки портить?!

— Значит, на допрос, — ухмыльнулся дежурный. — Вставай! На второй этаж.

Синеглазая Собинова поднялась.

— Гуд бай, девочки! Считайте меня коммунисткой.

Дежурный открыл скрипучую дверь, и Собинова вышла.

— Держись! — сказала ей вслед татарка и продолжила, когда за Собиновой закрылась дверь: — Да… вот я и говорю. Меня летом на Украину завезли и месяц в сарае держали, по три гривны всему поселку продавали. А потом залили в горло бутыль самогона, вывезли на шоссе и бросили. Я в Москву три недели добиралась. С шоферами на фурах.