Эдуард Тополь - Свободный полет одинокой блондинки

— Привет, это я! Паспорт я взял, еду за билетами… «Эр Франс», я помню… — И, бросив беглый взгляд в зеркальце заднего обзора, заверил: — Нет, все чисто, не бойся! Я еще позвоню, пока!

В агентстве «Эр Франс» очередь была минут на шесть. Максим предъявил два паспорта, уплатил за два билета до Парижа, со счастливой улыбкой на лице выскочил из агентства с билетами в руках, включил в машине свою любимую станцию «Монте-Карло». Но, выезжая на Садовое кольцо, глянул в зеркальце заднего обзора и нахмурился — эти серые «Жигули» за кормой он уже где-то видел. Проверяя себя, Максим резко сменил рядность, потом ушел круто вправо, однако серые «Жигули», лавируя в потоке машин, не отставали.

— Блин! — вслух сказал Максим. — Ну ладно!

И, включив музыку на полную громкость, круто свернул в переулок, погнал проходными дворами.

Но серые «Жигули» шли за ним.

Тут у Максима зазвонил мобильный, и, ведя машину одной рукой, он второй рукой поднес к уху телефонную трубку.

Алена, сидя в Лялином переулке на подоконнике арендованной комнаты, сказала в трубку своего мобильного:

— Алло, это я. Ты где?

Максим, проскакивая какими-то дворами, возбужденно ответил:

— За мной погоня, но я от них оторвался! Сейчас я за тобой заеду! Ты готова?

— Будь осторожен!

— Да не бойся! Я же в автодорожном учусь! Быстро спускайся! И не забудь ключи в почтовый ящик…

На этих словах его желтые «Жигули» выскочили из арки проходного двора и на полной скорости врезались под кативший по улице грузовик. Грохот и скрежет раздался такой, что Алена оглушенно отвела трубку от уха. И тут же закричала в нее:

— Алло! Алло! Максим! Максим, отвечай! Ты жив?

Ответа не было.

Алена спустилась с подоконника на пол.

— Ну пожалуйста, отвечай… Максим…

А на место аварии, к разбитой в лепешку машине Максима, уже мчались, воя сиренами, «скорая помощь» и патрульная машина милиции. При их появлении серые «Жигули» не спеша укатили…

В телефоне Алена услышала вой сирен и обреченно опустила трубку.

Слезы покатились по ее лицу.

Назавтра Алена, держа в руке свою увесистую хозяйственную сумку, открыто шагала по Васильевской улице, направляясь в Фонд поддержки воздушных путешествий.

А там дежурный охранник, стоя перед шестью экранами видеокамер, увидел ее на одном из экранов и не поверил своим глазам. Потом схватил телефонную трубку, набрал короткий номер.

— Она идет!

— Кто идет? — не понял председатель фонда, сидя в своем кабинете.

— Алена идет! Бочкарева!

— Где? Куда она идет?

— По Васильевской! К нам! Уже заходит!

Алена действительно уже открывала дверь фонда.

— Что? Что делать? — в панике спрашивал охранник. — Задержать ее?

— Почему? — сказал председатель. — Она же не Степашин. Пусть идет.

Алена между тем миновала изумленного охранника и шла по коридору. Из всех дверей на нее глазели сотрудники фонда, секретарши и боевики. Она уверенно распахнула дверь приемной, спокойно миновала вскочившую со стула секретаршу и вошла в кабинет председателя.

Тот встал и, глядя на Алену в упор, медленным движением стал опускать правую руку к карману.

Алена, не обращая на это внимания, подняла над его столом свою хозяйственную сумку и вытряхнула из нее на стол гору денег.

— Вот ваши гребаные бабки! А Красавчику скажите, что он все равно гнида!

И, отшвырнув сумку, ушла.

Деревня Хорёнки, дом бабы Феклы. Под руководством крепко сбитого главаря с цепью на шее и короткой прической крутые бритоголовые парни снимают со стен все, что висит в доме, и через окна выбрасывают вместе с мебелью, одеждой, посудой, семейными альбомами и прочей рухлядью.

— А с этим что? — спрашивает главаря один из парней.

— На помойку!

— А с этим?

— В костер!

Во дворе горит костер, парни бросают в него все вещи, вынесенные из дома. Одежда, фотографии, мебель, какие-то мелкие украшения и домашние реликвии — все превращается в дым и копоть…

По дуге железной дороги поезд катил по России. И снова Алена сидела в сидячем вагоне, набитом людьми, и смотрела в окно остановившимся взглядом. Только теперь за окном были не зимние пейзажи, а багряная осень… И через багряно-осенний лес прокатил Алену скрипучий автобус и высадил на развилке дорог у столбика с дощечкой:

ДОЛГИЕ КРИКИ. 5 км

И попутный грузовик довез до Черных Грязей, а там она спустилась со своим чемоданом к реке, к причалу парома. И первое, что услышала тут, — песню-частушку, которую орали девчата и парни, плывущие на пароме от Долгих Криков вместе с трактором и прицепом. Но нынче это было уже не Аленино, а новое поколение, и среди них — повзрослевшая Настя и ее ухажер, пятнадцатилетний цыганский мальчик Руслан. Настя — под гармонь тракториста — голосила: