Эдуард Тополь - Свободный полет одинокой блондинки

Наконец, после долгой паузы, Гжельский устало разогнул спину, потянулся и заметил Алену.

— О, ты уже здесь? Извини, я заработался. Столько дел, столько дел!.. — Он встал и извлек из ящика фотоаппарат. — Что ж, раздевайся, у меня ту пленку засветили в лаборатории. Придется снова…

Алена разделась до пояса.

Гжельский поглядел на нее в окуляр фотоаппарата.

— Знаешь что? Снимай-ка все. Так будет эффектней…

Алена, чуть поколебавшись, разделась до конца.

Гжельский начал щелкать вспышкой.

— Да, так лучше, так лучше… Теперь в профиль… Идем сюда… — Он перешел в соседнюю комнату для совещаний, и Алена вынужденно последовала за ним.

Там, в этом небольшом конференц-зале, на красивых мраморных консолях горели свечи в богатых подсвечниках, а на длинном столе стояло ведерко со льдом и бутылкой шампанского. Здесь же было два бокала.

— Ну-ка, сядь на стол возле шампанского, — сказал Гжельский и посмотрел в камеру. — Так, хорошо, прими свободную позу… Нет, ты очень зажата, сядь свободней. Знаешь что? Давай выпьем. Ты любишь «Дом Периньон»? — Он налил вино в бокалы и подал один Алене. — За что же мы выпьем? Давай-ка за нас. Просто за тебя и за меня!

Гжельский поднял свой бокал и выпил. Алена — тоже.

— Знаешь, — сказал он, — ты мне безумно нравишься, я тобой просто любуюсь. Если бы у меня было больше времени, я бы за тобой поухаживал. Но я живу в таком напряженном графике! Это сейчас я отключил все телефоны, но таких свободных часов у меня бывает два-три в неделю, не больше. — Он снова налил шампанское в бокалы. — Я знаю, ты думаешь: вот они, хозяева жизни, живут на небесах! Но ты не представляешь, какая в этих небесах борьба, как тебя хотят урыть на каждом шагу, уничтожить и даже просто убить, физически. Порой я думаю: а на хрена мне это? И хочется послать все… — Он стал расхаживать вокруг стола, на котором сидела Алена. — Но… Смотри, вот сейчас в стране кризис, даже в Москве люди еле-еле сводят концы с концами. А представляешь, на Севере? В Заполярье? Люди по году зарплату не видели. Если я не возьму «Норильский никель», кто его заберет? «Премьер-банк». А что такое «Премьер-банк»? Семьдесят процентов принадлежит немцам. То есть весь российский никель потечет в Германию, а нашим рабочим снова шиш! Шиш! И так везде, везде! Сотни тысяч людей зависят от меня, но если посмотреть в корень, то это я завишу от них. Я должен платить им зарплату, я должен привезти им на зиму уголь и продукты, я должен построить детские сады и школы, я должен всем, всем… Ох, да что я тебя гружу? Тебе это скучно… Давай я покажу тебе одну вещь. Похвастаюсь. Ты как женщина сумеешь это оценить…

Гжельский подошел к сейфу, открыл его, достал небольшую коробочку и показал Алене. В коробочке на черном бархате лежало ожерелье с такими крупными голубыми бриллиантами, что даже пламени свечей, которые отразились на гранях этих бриллиантов, было достаточно, чтобы вся комната вдруг осветилась их голубым сиянием.

У Алены от восхищения загорелись глаза.

— Нравится? — усмехнулся Гжельский. — К сожалению, это раритет, я не могу тебе подарить. А вообще это ожерелье граф Орлов заказал для Екатерины Второй, а мне его подарил президент за помощь в трудную минуту… — Он вдруг пресек сам себя. — Нет, ты меня положительно расслабляешь, я с тобой разболтался. Одевайся. Вот тебе за сегодняшнюю работу. — Он спрятал коробочку с ожерельем в сейф, а на стол перед Аленой положил десять стодолларовых купюр.

Алена стеснительно сказала:

— Не слишком ли вы много даете?

Гжельский улыбнулся:

— Детка, поверь мне: денег никогда не бывает слишком много. Это во-первых. А во-вторых, мы должны платить девушкам за то, что у нас нет времени за ними ухаживать.

Алена, улыбнувшись, спрятала деньги в сумочку.

— Между прочим, — сказал он, — ты какими духами пользуешься?

— Польскими. А что?

— Знаешь, я человек консервативных вкусов, мне нравится «Шанель № 5». — Он положил на стол еще две сотни. — Вот, купи себе «Шанель»…

— А что? Мне сюда еще приходить?

Гжельский поглядел ей в глаза и улыбнулся:

— И не раз… Я тебе позвоню.

Алена, поколебавшись, взяла деньги на «Шанель».

Старинные напольные часы пробили час ночи. Алена спохватилась:

— Ой, уже ночь!

Он усмехнулся, откровенно любуясь ею:

— Не беспокойся. Тебя отвезут.

И действительно, белый растянутый «кадиллак» вез ее по ночной Москве. Алена в одиночестве сидела на заднем сиденье — сначала зажато, в углу, подобрав ноги… затем, оглядевшись, расслабилась, передвинулась в центр сиденья, вытянула ноги… потом нажала кнопку радиолы, и лимузин огласила музыка радиостанции «Монте-Карло»… Алена закинула руки за голову и мечтательно засмотрелась в окно на неоновую рекламу ночного Арбата. Но думала вовсе не о ночных клубах, которые проносились мимо, а, как человек уже взрослый и самостоятельный, рассуждала, что она сделает на те две двести, которые дал ей Гжельский. И, обдумав, уже назавтра приступила к исполнению.