Персиваль Эверетт - Глиф

Я решил, как вы легко можете догадаться, не ждать возвращения Приветливого отца. Я подошел к приоткрытому шкафу, рассчитывая спрятаться, а когда мое отсутствие [254]обнаружат, выйти через дверь спальни. Но выяснилось, что в шкафу была маленькая дверца. Я открыл ее и попал в коридор, как раз мне по росту. И пошел дальше.

МЕРЛО-ПОНТИ: [256]Представь, что смотришь на большую стрелку.

ЛАКАН: Считай, что представил. Теперь ты спросишь, в какую сторону она указывает?

МЕРЛО-ПОНТИ: Нет. Ты ее видишь. А теперь представь, что она невидима.

ЛАКАН: ГОТОВО.

МЕРЛО-ПОНТИ: В какую сторону она указывает?

ЛАКАН: Влево.

МЕРЛО-ПОНТИ: Ты ее еще представляешь?

ЛАКАН: Да.

Я шел по проходу, как крыса в лабиринте, какую хотела сделать из меня Штайммель. Там было темно и висела паутина, но огонек в конце тянул меня вперед. Дойдя до конца, я увидел, что свет горит в комнате по ту сторону смотрового отверстия. Комната, в мрачных цветах, буром и свекольном, была обставлена жесткими квадратными стульями. Отец Чакон размахивал руками и говорил с Маурисио и Розендой, проводя пухлыми пальцами по волосам за ушами и молитвенно складывая толстые руки.

– Ребенок одержим! – сказал священник. – В нем сидит дьявол, это ясно, как Божий день! – Он повернул лицо к тусклому свету вычурной люстры.

Розенда громко заплакала, и Маурисио обнял ее.

– Не может быть, – сказала она. – Такой красивый ребенок. Он хороший мальчик.

– Нет, нет, нет. Это орудие дьявола! Он написал записку. Пока он писал записку, его рукой водил дьявол.

Розенда принялась умолять Маурисио:

– Пожалуйста, принеси маленького Пеле, пусть отец Чакон посмотрит, какой он милый.

– Он писал буквы на бумаге, – сказал священник. Маурисио пошел за мной.

– Пожалуйста, Господи, – взмолилась Розенда. – Покажи отцу Чакону, какой мой ребенок хороший. Скажи ему, что Пепе не одержимый.

– Что бы ты ни говорила, Розенда, правды это не изменит. Надо сейчас же изгнать бесов.

В комнату вбежал запыхавшийся Маурисио. Он сказал:

– Ребенок, пропал ребенок. В комнате его нет. Я не нашел.

– Дьявол хозяйствует в Божьем доме! – взвыл отец Чакон. – Господи, сохрани нас!

«Убита, иллокутивным [257]топором».

«Скончалась сразу, говорят».

«Да быстрей, чем на словах».

«Скажи, что пошутил».

О человеке, который так любил переносные значения, говорили, что после первых страниц «Поминок по Финнегану» Джойса у него на переносице даже разгладились морщины. Якобы он считал dasein [258]до выхода книги. Но, проснувшись утром в день публикации, узнал, что все метафоры забастовали, коллективно заявив о недоплате и прискорбном непонимании со стороны эксплуататоров. Требования их остались неясны даже после второй пресс-конференции.

О слове «да» я ничего не скажу, в моих глазах оно не так авторитетно, скомпрометированное фразами типа «да нет», «да ну» и «нуда», и ведь каждый из нас нет-нет да и ответит «да» на вопрос «Ты спишь?», тем самым смутив человека несравнимо больше, чем если бы тот спросил: «Ты не спишь?»

Штайммель и Дэвис заказали к Мелвину на дом пиццу, дали симпатичному индийскому мальчику щедрые чаевые и осмеяли его тюрбан, как только закрылась дверь.

– Большое вам спасибо за немыслимо щедрые чаевые, мадам, – передразнила Дэвис быстрый говор паренька. – Кто так выражается?