Александр Бялко - Изнанка

– Всегда в черном?

– Всегда! Хоть на пляже. Чудесный был человек! И жена у него француженка была.

– Настоящая?

– Из Парижа. Настоящей и не бывает. Нашел он ее там, когда по обмену был во Франции, еще при Брежневе. Всех на кладбище Пер ля Шез повели, цветы положить коммунарам, а его нет. Он в это время интересовался, как кладбищенский экскаватор работает – у нас тогда таких не было. А там дочка директора кладбища ему все и рассказала.

– Он что, языки знал?

– Какое там! Но говорил, что о своем кладбищенском деле на любом языке понимает. Они с женой как начнут – она по-французски, а он по-русски, – так прямо с ума сойдешь! А они понимают. Так что жена у него производственная была. Ласки ему не хватало, настоящей любви.

– А от чего же он помер?

– Видел могилу сына композитора Мылова?

– Конечно, при входе на дороге.

– Так вот с этого все и началось. Мылов этот приходит и говорит, чтобы могила была на проезжей части дороги, прямо на ходу. А Иваныч – ни в какую. Кричали страшно! В конце Иваныч говорит: «Пока я директор Спасо-Преганьковского, такого не будет». Мылов ушел и дверью хлопнул. А наутро приказ: снять Могильного с должности директора. Вот так! Могилу Мылову вырыли, а Иваныч заболел и вскоре помер. Мы уж его всем кладбищем, как могли, обустроили, сейчас увидишь. Такие нынче композиторы, кого хочешь в гроб вгонят!

Они зашли в здание колумбария. Стены в полутьме пестрили именами и фамилиями, втиснутыми в стандартные ячейки, как в разделе объявлений в газете. Сережа подвел Пашу к нужному месту. Под прах Иваныча было отведено сразу несколько ячеек, а за витринным стеклом стояла огромная урна, больше похожая на футбольный кубок.

– Правда, красота? – спросил Сережа.

Паша застыл, как парализованный, глядя на урну. Сережа уважительно решил, что Паша любит красоту и понимает, как работник газеты. И решил помолчать. Но Паша смотрел не на кубок. Рядом в стандартном отделении было написано не как у всех – Иванов, Петров, Сидоров, – нет, там было написано: «Зине Чернота». То есть кому, а не кто там лежит. Тем более Зина Чернота сейчас точно лежала в морге, а не здесь. Паша разволновался. Вместе с Сережей они молча вышли из колумбария, и сторожиха закрыла за ними двери на ночь. Паша пожал Сереже руку, и тот побрел по аллее, туда, где в сумерках кто-то все еще рыл могилу. Паша же отправился домой с твердой решимостью прийти сюда в будний день с отверткой.

На следующий день похороны прошли как положено. Сначала – в морг. От советского сервиса не осталось и следа. Все сотрудники были тихи, аккуратны и вежливы. Никаких неожиданностей не было. Если и возникали маленькие заминки, то их мгновенно исправлял Триц. Береза исчезла бесследно. Не только корней не осталось в яме, но любопытный Паша даже опилок нигде не нашел. Он и сам начал сомневаться, была ли береза.

На поминках немногочисленные родственники и сотрудники говорили хорошие слова про тетю Зину. Сидя в ее квартире с рюмкой водки, Паша почему-то вдруг ясно вспомнил, как однажды явился сюда вечером без звонка – забрать как раз ту самую курсовую работу про Пушкина, и, к своему удивлению, обнаружил, что тетя была не одна. Она пила водку из этих же рюмок с незнакомым ему мужиком в черном костюме. Паша выпил с ними и побежал дальше, никакого значения этому событию не придав. Теперь, обнаружив «почтовый ящик» в колумбарии, он посмотрел на тот случай по-другому. Действительно ли тетя Зина была незнакома с директором Спасо-Преганьковского кладбища, как она написала в записке?

Утром следующего дня, вооружившись большой отверткой, он отправился на кладбище. Все здесь шло своим чередом: проходили похоронные процессии, дворники мели опавшую листву, никому не было дело до человека, вошедшего в здание колумбария. На всякий случай, наученный еще страхом советских времен, Паша взял с собой свидетельство о смерти Зинаиды Чернота, так что, если бы его даже застукали за вскрытием погребений, у него был документ, что это место его тети. Заржавевшие винты поддались не сразу. Несколько раз, оглядываясь по сторонам, Паша прикладывал к отвертке все свои силы.

Упорство всегда дает плоды, и старый винт со скрипом, обсыпая полку ржавчиной, поддался. Открутить другие было парой пустяков. За мраморной доской Паша обнаружил то, что и ожидал, хотя сокровища порадовали бы его больше. Там лежали бумаги. Паша быстро засунул их во внутренний карман куртки и, заметая следы преступления, смахнул ржавчину.