Джонатан Эймс: Дополнительный человек

– Вы чистите зубы в раковине на кухне? – спросил я.

– Да, – ответил мистер Гаррисон, – когда вспоминаю, что это следует сделать.

Он спустил воду в унитазе, чтобы показать, что тот действует, и унитаз издал громкий звук, похожий на звук двигателя. Хозяин извинился в следующих словах:

– Он работает, но я думаю, что в нем бортовой мотор. Мне нравится представлять, что это – яхта, направляющаяся в открытое море. Водопроводчик, должно быть, стянул его с лодки на Лонг-Айленде – он там живет.

Выйдя из ванной, мы прошли через спальню и затем через кухню в гостиную, все заняло примерно десять шагов. Это была самая большая комната в квартире, и именно здесь оранжевая дорожка заканчивалась – пол был покрыт двуцветным ковром светло-оранжевого и коричнево-оранжевого оттенков. Это был оранжевый океан, в который, словно река, вливалась дорожка, а над океаном высились два окна, выходящие на север, с плотными грязными занавесками. Отсюда открывался вид на задние окна здания на Девяносто четвертой улице. Над крышами темнело синее небо раннего вечера.

– Здесь я сплю, – сказал мистер Гаррисон, указывая на узкую кушетку у стены с окном. – Но это также общая комната для отдыха. Похоже на казарму, но это можно будет подправить.

Рядом с его кроватью-кушеткой стоял кофейный столик, который походил на микроскопическую модель всей квартиры – он был завален сотнями центовых монеток, нераспечатанных конвертов, распечатанных пачек аспирина, еще здесь был бокал из-под вина и чаша, заполненная рождественскими шарами, которые умудрялись блестеть через слой пыли.

Еще было два одинаковых деревянных стула с мягкими сиденьями. Мистер Гаррисон сел в правом углу, а я присел на стул рядом с его кроватью.

– Теперь, наверное, нам следует поговорить, – сказал он. – Посмотреть, насколько мы совместимы… Еще раз назовите свое имя! Что-то вроде В. Эвза?

– Ивз, – ответил я. – Луис Ивз.

– Звучит по-английски. Но вы похожи на немца. Вы немец?

– Нет… однако со стороны отца у меня есть австрийские корни, – сказал я, и это не было ложью, хотя все равно в определенной степени это была ложь. Одна из странностей моей жизни заключается в том, что, будучи стопроцентным евреем и внутренне чувствуя себя евреем, я имею абсолютно арийскую внешность. У меня белокурые волосы, голубые глаза, я приблизительно шести футов ростом, моя фигура достаточно стройная и определенно имеет атлетический рисунок. Мой нос близок к тому, чтобы выдать меня, но большинство смотрит на мои волосы и, естествен – но, предполагает, что нос – орлиный или римский, тогда как на самом деле он еврейский.

Я испугался, что мистер Гаррисон может не любить евреев, и именно поэтому наврал ему об Австрии. Истина же состоит в том, что мой отец происходил из Австро-Венгерской империи, существовавшей до Первой мировой, хотя это вовсе не объясняет моей блондинистости. Семья моего отца да и он сам совершенно черные. Моя белобрысость идет от мамы, со стороны ее родственников, которые являются русскими евреями, из одного местечка под Одессой, где светловолосые евреи не являются чем-то необычным. Я не стал говорить мистеру Гаррисону о России, потому что австрийское наследство лучшее прикрытие, подумал я. И, будучи арийцем, я представляю собой более желанного квартиранта. Это слабость моего характера – что я всегда пытаюсь спрятать свое еврейство.

– Должно быть, они сменили фамилию на Ивз на Эллис-Айленде, – сказал мистер Гаррисон.

– Обычная иммигрантская история, – сообщил я, хотя и не стал объяснять, что наша настоящая фамилия Иветски.

– Австриец, – задумался он, а потом улыбнулся: – Вы могли бы быть потерявшимся принцем из династии Габсбургов.

– Не думаю, – сказал я, хотя воспринял это замечание как комплимент.

– Надежда вещь хорошая, – сказал он. – В вас, может быть, течет королевская кровь и вас ждет громадное состояние, о котором вы даже не подозреваете. – Он незаметно перешел на свой обычный акцент, который звучал почти как английский, но на самом деле был хорошо выраженным монотонным американским, акцентом среднеатлантического побережья, а с него перешел на крестьянский ирландский: – Но тем не менее ты вынужден искать прибежище в моем доме.

Я смущенно улыбнулся. Мистер Гаррисон был большим эксцентриком, и я чувствовал себя пугалом в его присутствии. Мне хотелось изумить его, произвести на него впечатление, но в голове крутились лишь приятные и вежливые слова.