Светлана Замлелова - Блудные дети

Что касается меня, я и не собирался наряжаться. Единственное, что я предпринял, это облачился во всё новое: новые голубые джинсы, новый белый свитер с высоким горлом. Я был вполне доволен собой.

Мы вышли от меня в пять двадцать пять. Всю дорогу до метро мы молчали и, занятые своими мыслями, ни разу даже не обратились друг к другу. Я не помню в точности, о чём думал тогда. Помню только, меня чрезвычайно занимало одно чувство. Я как будто упивался предвкушением грядущих событий, странным образом не придавая значения самим событиям. «Возможно, мы увидим сегодня новых и особенных людей, – думал я, – может быть, даже масонов. А может быть, мы и сами станем сегодня масонами...» Здесь сердце моё замирало, потом проваливалось куда-то, потом выныривало и с новой, удвоенной силой принималось стучать – похожее ощущение бывает на «американских горках» и тому подобных аттракционах. И вот именно это ощущение и занимало меня. В масонов я никогда не верил, да и не в масонах тут было дело: я зачем-то пытался поддержать в себе то особенное, мучившее меня целый день, нервное возбуждение. А в какой-то момент, уже на улице, я вдруг ясно ощутил, что волнение оставило меня. Я был совершенно спокоен, однако, трепет, владевший мною весь день, я находил теперь приятным и уже сам не хотел расставаться с ним. Нарочно, точно поигрывая, я старался вновь вызвать его.

Из окна троллейбуса я наблюдал за машинами и изводил себя тем, что расшифровывал буквы на номерах – изнурительное, но неотвязчивое занятие. Я даже думаю, что это что-нибудь нервное. Такие навязчивые состояния порой просто одолевают меня. Помню, однажды я шёл следом за какой-то дамой, и вдруг мне пришло в голову, что вот если сейчас она повернёт куда-нибудь в сторону, и мы разойдёмся с ней, то ведь я никогда уже не узнаю, какого цвета у неё глаза. «Никогда! Никогда в жизни!» – вертелось у меня в голове. Это так напугало меня, что я прибавил шагу и, обогнав поселившую в меня ужас даму, заглянул ей в лицо.

Глаза у дамы оказались серыми. Выяснив это, я в ту же секунду успокоился и забыл о ней. Уже потом, вспоминая свой нелепый поступок, я смеялся над собой. «А что, если бы ты был близорук как Макс? Воображаю, что бы началось, когда, придвинувшись вплотную, ты стал бы разглядывать цвет её глаз!»...

Вот проехала мимо «шестёрка» с номером Х153РС. «Хрен редьки слаще», – лезло мне в голову. Вот «Москвич» О250РТ. «Орден рыцарей-тамплиеров... Тьфу! Ерунда какая!» И снова это сладкое томление... «Мерседес» Н777ТВ. «Нет трус о в вообще... Идиотизм!» «Волга» М395ВН. «Масоны – враги народа»...

Только в метро я очнулся от этого наваждения. Часы на платформе показывали пять сорок. Мы с Максом опаздывали. Мечты, занимавшие меня дорогой, испарились, и я снова заволновался и засуетился.

– Да мы никуда не успеем! – закричал я на Макса.

Макс поморщился.

– Поедем по-другому, – важно объявил он.

– По какому другому?

– Другой дорогой... И чего ты так долго копался?

– Я?! Копался?!

В это время подали поезд. Двери разверзлись, толпа подхватила нас, занесла в вагон и тот же час рассеялась, выстроившись цепочкой под поручнями и заняв собой все свободные ещё уголки. Мы устроились под схемой, изучением которой и занялся Макс. Он очень серьёзно оглядывал её, шевелил губами и даже потрогал.

– Нормально, – сказал он наконец.

– Что нормально?

– Успеем...

Я не стал выяснять, что он там придумал. Я решил не вмешиваться, переложив тем самым всю ответственность за возможное опоздание на Макса. Конечно, здесь было некоторое малодушие, но тогда я не думал об этом.

Спустя десять минут, на «Белорусской», мы вышли из вагона, и Макс устремился в переход. Когда же мы оказались на Кольцевой линии, часы на платформе показывали без пяти шесть. «Новослободская», «Проспект Мира», «Комсомольская», «Курская», «Таганская», снова переход – на часах двадцать минут седьмого. «Площадь Ильича», «Авиамоторная», длиннющий, наверное, самый длинный в Москве, эскалатор наверх.

– Уже половина седьмого, – рычит Макс.

Наконец мы выскакиваем из метро и, сломя головы, Макс впереди, я за ним, несёмся сначала по Авиамоторной, а затем сворачиваем в Красноказарменную.

– Где-то здесь, – кричит мне, задыхаясь, Макс, – справа... поворот...

Вдруг он останавливается, крутит головой и тяжело дышит. Я смотрю на него и не понимаю, в чём дело.

– Прошли... – с трудом выговаривает он.

Ах, прошли! Да, действительно, «прошли». Делать нечего, возвращаемся. Вот наконец и поворот. Только теперь уже слева. Макс забегает в переулок, я за ним. Так и есть. Энергетический проезд. Вот слева высокое старое грязно-жёлтое здание с колоннами и лепниной. Вот таксофон. Нет только Майки. Времени – без четверти семь.