Денис Драгунский - Ночник. 365 микроновелл

Расплачиваюсь, выхожу на улицу.

Грязная улица. Грязный городок. Тоскливо.

Вхожу в дом, где я бывал много раз. В гости иду. Вхожу в подъезд, удивляюсь, как все отремонтировано и переделано, очень красиво и даже роскошно. Закругленная лестница ведет вверх. Красивые узорчатые двери лифта. Я иду пешком на четвертый этаж.

Запах табака. На ступенях сидит и курит парочка.

Говорю:

– Позвольте пройти, пожалуйста.

Мужчина мне говорит:

– Нет уж, и вы послушайте! – И обращается к женщине: —Вот пусть он тоже послушает! – И говорит ей: —Я не хочу, чтоб у нас в доме было пошлое богатство.

Пусть будет даже грязно, неубрано, невыметено. Но только чтобы не было пошлого богатства!

Женщина худая, красивая, но с серым, измученным лицом.

Мужчина небритый и самодовольный.

Она кивает, глядя на него с покорным восхищением.

Он снова обращается ко мне:

– Ведь правда? Шик, роскошь – это так пошло!

Я соглашаюсь, осторожно между ними протискиваюсь, иду дальше, вверх.

Иду и думаю: потом он будет ее точно так же поучать насчет блеска и красоты в доме, что все должно быть роскошно и шикарно, и она будет точно так же покорно и восхищенно кивать.

Сижу за столом, наворачиваю вареную картошку и громко говорю неизвестно кому: «О! Я теперь ем много картошки!»

Архитектор, которому я дал план новой квартиры в конверте, прячет конверт в портфель, прощается со мной и исчезает в темноте. Уходит вдаль по темной улице.

Это Брестская улица. Очевидно, мы не случайно встретились именно здесь. Брестская улица ближе к Триумфальной – там мастерские «Моспроекта».

Однако надо двигаться домой, к Беговой. Сон из тех времен, когда я жил на углу Беговой и Ленинградского проспекта, напротив гостиницы «Советская».

Троллейбусов нет, машин тоже нет. Поднимаю руку, останавливается такси, там уже есть один пассажир, меня не берут:

– Не по дороге!

– До «Советской» – не по дороге?

– На Лесную сворачиваем, – говорит водитель.

И вот так раз десять, наверное. Все на Лесную, или на Грузинскую, или на Ямское поле – никто не едет прямо по Ленинградке, к Динамо, к Аэропорту, к Соколу и далее. Даже удивительно.

Иду пешком. Дохожу до площади Белорусского вокзала. Она совсем не такая, как теперь. Она – как раньше.

Без этих гигантских зданий, которые стиснули ее со всех сторон.

Тут я сквозь сон соображаю, что уже не помню точно, какая она была раньше. Уже не могу в подробностях вообразить сквер, церковь, двухэтажные старинные дома напротив вокзала…

Пытаюсь перелезть через низкий забор, через железное ограждение тротуара, мне нужно перейти через улицу, а идти к переходу, где кончается это ограждение, мне лень, а честно сказать – просто тяжело. Хотя это не очень далеко, метров сто. Пытаюсь перелезть, и мне трудно даже ногу закинуть, мне стыдно, что я так ослабел.

Рядом какие-то бабы в дворницких робах. Я прошу их, чтоб подсобили, подсадили как-то, что ли. Они смеются, не помогают.

Я с трудом переваливаюсь животом. Всё-таки перелез.

Живот болит.

Что-то изо всех сил объясняю и не могу объяснить женщине в цветастом халате. Она похожа на Иру, но не совсем.

Она сидит на скамейке – это дачная скамейка, самая простая и старая, доска на двух столбиках, сейчас таких не бывает.

Она сидит на скамейке, я стою перед ней. Она спиной к дому, я лицом к нему, я вижу веранду, крылечко, дверь с веранды в дом, лампочку на шнуре без абажура в коридоре за дверью – бедный какой домик! – это отвлекает меня от разговора, я сбиваюсь и продолжаю чтото – но что?! – что-то объяснять этой женщине, она слушает меня равнодушно, но внимательно, а я чувствую, что не могу ей ничего объяснить, и снова гляжу на растрескавшуюся штукатурку фундамента этого маленького, зеленого, так называемого финского дома.

Незнакомый голос произносит обычный набор слов: плохо, бездарно, глупо, пошло, неизвестно зачем написано…

Я слышу все это, стоя в ванне. Там вода льется из крана, намертво вделанного в стену на уровне головы. Что-то американское (так часто устроен душ в Америке, у нас на квартире в Вашингтоне было именно так, и в американских фильмах тоже так) – и вместе с тем что-то древнеримское (крупные мраморные плиты, старые, покрытые почтенными трещинами и сколами). Из крана бежит тонкая струйка, мыться неудобно.