Юрий Нагибин - Московская книга

Около двух тысяч пожаров вспыхнуло в ту ночь в Москве, и все они к утру были потушены. Пожарная охрана города с честью выдержала жестокий экзамен. Двадцать третьего июля по радио читали приказ народного комиссара обороны, объявившего благодарность зенитчикам, прожектористам и пожарным столицы.

Так трудно и успешно начал свою службу Постевой. А через некоторое время его постиг тяжелый удар, самый тяжелый за всю долгую службу. Согласно правилам пожарные машины по сигналу воздушной тревоги должны были рассредоточиться: одна оставалась в гараже, другую загоняли под арку большого, старой, прочной кладки жилого дома, третью — в другое безопасное убежище. Как-то утром объявили воздушную тревогу. Машины заняли положенное им место. Тихо было в московском небе: ни зенитного огня, ни прерывистого гула немецких бомбардировщиков. Но отбоя почему-то не давали. А затем Постевой услышал стремительно нарастающий свист тяжелой фугасной бомбы. Будто яростным сквозняком, продуло Большую Тульскую взрывной волной. Одинокая бомба, оброненная заблудившимся в небе Москвы вражеским самолетом, угодила прямо в жилой дом, под аркой которого стояла пожарная машина. Из-под обломков извлекли трупы и раненых. Конечно, никакой вины начальника караула тут не было. Риск входил в систему московской пожарной охраны.

Комбриг Троицкий хорошо изучил опыт Лондона, подвергаемого систематическим и безжалостным налетам, и пришел к выводу, что для Москвы этот опыт непригоден. Там пожары полыхали по двое суток. Во время налетов все лондонские пожарные уходили в бомбоубежища. И к отбою воздушной тревоги пожары успевали разгореться в полную силу. Московские пожарные работали во время налетов, нередко под пулями крупнокалиберных пулеметов противника. Пожар захватывали в самом начале. Конечно, они рисковали куда больше всех лондонских коллег, но потери в живой силе не были особенно велики. Шеф пожарной охраны Лондона полковник Саймон, приглашенный в Москву для обмена опытом, сказал перед отъездом, поступившись ради правды британской гордостью: «Вас нечему учить. Но сам я многому научился».

У гитлеровских летчиков имелся план Москвы с указанием важнейших объектов, подлежащих немедленному уничтожению, в их число входило Управление пожарной охраны.

Сейчас Постевому уже и не вспомнить всех потушенных им пожаров в Москве военной поры. Но по курьезу, впрочем, весьма естественному, в памяти остался совсем не важный объект, который к тому же не удалось спасти от огня. В одну из бомбовых ночей загорелось крошечное фотоателье напротив пожарной части. Только хотели прийти на помощь соседям — звонок из центрального пункта: все силы бросить на пожар ремзавода. Пожарная служба чужда сентиментальности: ремзавод был спасен, а фотоателье сгорело дотла со всей аппаратурой, осветительными приборами, темными шторами и дряхлой мебелью. От него остался лишь маленький стенд на углу, где под лопнувшим от жара стеклом среди нарядных молодоженов, бравых воинов, выпускников школ и техникумов имелось и несколько мужественных лиц пожарных из караула Постевого. И стыдно было смотреть в глаза старенькому фотографу, пришедшему утром на погорелье…

Московская битва окончилась разгромом немецких войск, врага отогнали от столицы, небо очистилось. Налеты резко сократились, а с ними и пожары. Можно было перевести дыхание. Постевой воспользовался затишьем, чтобы попроситься на фронт. Его родная Брянщина была оккупирована, в Глыбочках под немцем оставались родители, старший брат погиб на фронте. И тут еще он встретил на улице дорогого дружка Краснолобова с зелеными фронтовыми погонами лейтенанта. Антон нашел себе место в строю: с маршевым батальоном он уходил на фронт. И Постевого место сейчас должно было быть на том великом пожаре.

Первый рапорт он подал своему непосредственному начальнику Д. И. Мичурину, но получил отказ и двинулся дальше по иерархической лестнице, пока не дошел до самого комбрига Троицкого. Московский пожарный бог был человек приметливый и памятливый, он успел оценить начальника караула и не пожалел на него времени. Нагоняй Постевому он выдал лично, в своей резиденции. «Бежать с поста надумал?» — гремело разгневанное начальство. «Да на фронт», — спокойно отвечал Постевой. «А мне не важно куда! Здесь тоже фронт. И думать забудь об уходе!» Наверное, это лестно, когда тебя так ценят, но Постевой не изменил своих намерений. С тем же упорством, с каким он некогда добивался чести стать пожарным, рвался он на фронт.