Столкновение Мэри со смертью произошло в то время, когда она еще и не созрела толком. Однажды я помогала Молли Эннинг снять бинты, перевязывавшие сломанные кости Мэри, и обнаружила, что под плохо сидящим платьем она скрывает женственную фигуру с хорошими пропорциями талии, груди и бедер. Возможно, плечи у нее были слегка сгорблены из-за ее привычки смотреть себе под ноги, а пальцы с ободранными костяшками загрубели и потрескались из-за постоянных раскопок. Она не была такой изящной, как Маргарет в ее возрасте. Но у нее была свежая, яркая внешность, способная привлекать мужчин.
Она тоже начала это чувствовать. Стала тщательнее умывать лицо и руки, попросила у Маргарет немного того крема, что та состряпала, пытаясь защитить мои собственные руки от иссушающего воздействия глины голубого лейаса. Приготовленный из пчелиного воска, скипидара, лаванды и тысячелистника, крем был хорош для обработки ранок и растрескавшейся кожи, но Мэри наносила его себе на кисти рук, локти и щеки, и я начала ассоциировать ее с этим запахом, занятной смесью лекарственного и растительного ароматов.
Волосы у Мэри всегда были тускловато-коричневыми, а из-за ветра они плотно прилегали к ее голове, не рассыпаясь колечками-завитками, что были тогда в моде. Но она, по крайней мере, ежедневно расчесывала свою челку, а остальные волосы стягивала в пучок, который покрывала чепцом или шляпкой. Я не уверена, шли ли ей во благо усилия, прилагаемые ею к своей внешности, потому что ее репутация была уже основательно подпорченной из-за того времени, что она проводила с мистером Баклендом, даже в присутствии злосчастной Фанни в роли компаньонки. Случай с оползнем при прочих равных условиях мог бы принести Мэри какое-то сочувствие, но увечья Фанни вызвали большое возмущение среди рабочего люда, и многие сочли ее просто злодейкой. Если она и пыталась смягчить кожу своих ладоней и пригладить волосы, то это не могло делаться ради какого-нибудь мужчины из Лайма, которого она надеялась бы заполучить в свои сети. Она слишком открыто пренебрегала правилами, выполнение которых ожидалось от девушки ее положения.
Мэри почти не обращала внимания на то, что говорят о ней другие, и эта ее черта меня одновременно и восхищала, и приводила в отчаяние. Возможно, я немного завидовала тому, что она со своим презрением к общественным установкам может быть так свободна, как не дано женщине моего класса. Я слишком хорошо знала о суждениях, которые выносятся в обывательских домах, когда кто-то заходит слишком далеко в своем поведении, даже если это происходит в таком свободомыслящем городке, как Лайм.
Может быть, Мэри не заботила та перспектива, что уготовил ей Лайм. Она провела очень много времени с людьми более высокого положения — главным образом со мной, но также и с Уильямом Баклендом и разными джентльменами, которые приехали в Лайм после того, как услышали о допотопных тварях, найденных Мэри, или увидели их. Это немного вскружило ей голову и укрепило в надеждах, что она сумеет как-то вырваться из тесного провинциального мирка. Не думаю, чтобы она когда-нибудь всерьез рассматривала кого-нибудь из этих мужчин как потенциального поклонника: большинство джентльменов ставили ее немногим выше умненькой горничной. Уильям Бакленд больше прочих ценил ее талант, но был слишком занят своими научными построениями, чтобы обратить на нее внимание как на женщину. Такой мужчина стал бы сплошным разочарованием, как я в скором времени случайно позволила себе обнаружить.
Ибо интерес, испытываемый Мэри к мужчинам, возбудил и мой собственный, который я полагала умершим, но который, как выяснилось, просто дремал, как розовый куст, нуждавшийся лишь в небольшом внимании садовника, чтобы попытаться расцвести. Однажды я пригласила Уильяма Бакленда пообедать с нами в коттедже Морли, чтобы он заодно мог посмотреть мою коллекцию. Приглашение он принял с энтузиазмом, который был направлен, как подозревала я, на мои окаменелости, однако, позволила себе думать я, мог не исключать и меня самое. Потому что партия между ним и мной не была такой уж безумной идеей. Разумеется, я была на несколько лег старше — и слишком старой, чтобы иметь много детей. Но нет ничего невозможного на свете. Молли Эннинг последнего своего ребенка родила в сорок шесть. Уильям Бакленд и я были сходного социального положения и соответствовали друг другу по интеллектуальным интересам. Конечно, я не была до такой степени образованна, как он, но много читала. Я достаточно знала о геологии и окаменелостях, чтобы поддерживать его как жена в его ученых занятиях.
Читать дальше