Трейси Шевалье - Прелестные создания

Я открыла глаза. Мистер Бакленд предстал точкой, двигавшейся вдоль Церковных утесов. Я не могла поверить, что он не одолел большего расстояния. Но, с другой стороны, трудно было сказать, сколько прошло времени — то ли десять минут, то ли десять часов. Я посмотрела в другую сторону, туда, где ниже по берегу скрывался Чармут. Лодок в море не было, ни один рыбак не проверял ловушки для крабов, потому что волнение было слишком сильным. Не было вообще никого. И отлив сменился приливом, который медленно полз вверх.

Бросив озираться в поисках возможной помощи, я стала присматриваться к тому, что было ближе. Оползень разворотил скалы, которые попали в месиво серо-голубой глины. Мой взгляд перебегал с камня на камень вблизи от меня и остановился на знакомом очертании, до которого было фута четыре: на кольце, образованном перекрывающими друг друга костяными пластинами, размером с мой кулак. Это был глаз крока. Он, казалось, смотрел прямо на меня. Я вскрикнула от удивления, увидев его. Потом заметила, как что-то задвигалось в нескольких футах позади глаза. Это было что-то совсем крошечное, но я снова вскрикнула, и оно снова шевельнулось. Всего лишь маленькое розовое пятнышко высовывалось из глины, и из-за дождинок, попадавших мне в глаза, было трудно разглядеть, что это такое. Может, это краб, скребущийся в грязи, подумала я.

— Эй! — крикнула я, и пятнышко шевельнулось.

Это был не краб, но палец. Я почувствовала одновременно такое облегчение и такую дурноту, что, кажется, потеряла сознание. Придя в себя, я снова посмотрела на пятнышко, но оно не двигалось. Я прочистила горло.

— Кто это? — спросила я, но недостаточно громко и повторила: — Кто это? — так громко, как только могла. — Джо? Это Джо? — Палец не двигался. — Мама? Мисс Филпот?

Никакого шевеления. Я понимала, что там не может быть никого из них, потому что иначе я знала бы, что они находились на пляже. Но кто еще мог прийти сюда в такую погоду? Я предположила, что там мог быть кто-нибудь из детей, явившихся шпионить за Мэри Эннинг и мужчиной, которому она помогает, в надежде увидеть что-нибудь скандальное, о чем можно было бы донести по возвращении своим родителям. Но это казалось маловероятным. Мы заметили бы их, будь они на берегу. Если только они не были наверху, на самом утесе, а это означало, что они оказались внизу вместе с оползнем. Было чудом, что кто-то из них жив.

Размышления об этом утесе и об оползнях заставили меня осознать, кто там должен быть.

— Адмирал Антик? — Теперь я вспомнила, что видела его в тот день раньше.

Как раз когда палец пошевелился, я заметила рукоять его лопаты, торчавшую из засыпавшей его глины. Я так обрадовалась его присутствию, что вся неприязнь, которую я к нему испытывала, мгновенно улетучилась.

— Адмирал Антик! Мистер Бакленд пошел за помощью. Они вернутся и откопают нас.

Палец шевельнулся, но слабее, чем раньше.

— Вы были на утесе и упали вместе с оползнем?

Палец не двигался.

— Адмирал Антик, вы меня слышите? Вы ничего себе не сломали? У Фанни, по-моему, сломана нога. Мистер Бакленд взял ее с собой. Он скоро вернется. — Я болтала, чтобы скрыть свой ужас.

Палец оставался недвижим, указывая в небо. Я поняла, что это значит, и заплакала.

— Не умирайте! Останьтесь со мной! Пожалуйста, останьтесь, Адмирал Антик!

Глаз крока, высунувшийся между мной и Адмиралом Антиком, наблюдал за нами обоими. Нас с Адмиралом Антиком ждет судьба этого крока, подумала я. Мы станем окаменевшими останками, навсегда погребенными на взморье.

Спустя какое-то время я перестала смотреть на палец Адмирала Антика, теперь столь же неподвижный, как любой камень, угодивший в глину. Вместо этого я вглядывалась в низкое белое небо, в котором проплывали несколько облаков. Большую часть своей жизни я смотрела вниз, на камни, и после этого странно было смотреть вверх, в пустоту. Я заметила чайку, кружившую высоко над берегом. Казалось, она никогда не приблизится, но всегда останется точкой, парящей вдали. Я не отрывала от нее глаз и не смотрела больше ни на палец Адмирала, ни на крока.

Было так тихо, что мне хотелось произвести какой-нибудь шум, чтобы разрушить эти тихие чары. Мне хотелось, чтобы сквозь меня прошла молния, вытолкнув меня в жизнь, потому что я чувствовала, как в мое тело вползала медлительная тьма.

В нашей семье было множество смертей: умер папа, умерли все дети, кроме нас с Джо. Б о льшую часть времени я собирала кости мертвых животных. Но прежде я не особо задумывалась о собственной смерти. Даже навещая леди Джексон, я больше думала о ее уходе, чем о своем, и относилась к смерти как к драме, в которой участвуют другие актеры, не я. Но умирание, оказывается, было лишено напряженного драматизма. Умирание было холодным, тяжелым, болезненным и скучным. Оно тянулось слишком долго. Я устала от него, оно мне все больше надоедало. Теперь у меня было слишком много времени, чтобы гадать, умру ли я из-за прилива, который утопит меня, как леди Джексон, или из-за того, что грязь выдавит из меня весь воздух, как это случилось с Адмиралом Антиком, или из-за того, что в меня угодит падающий камень. Я не могла думать об этом долго, это причиняло слишком сильную боль, как прикосновение к куску льда. Вместо этого я пыталась думать о Боге и том, как Он поможет мне пройти через это.