-Полежаева, не смей дрыхнуть! Спускайся. У нас три бутылки шампанского! Три!
Ванечка показывал на пальцах, очевидно, чтобы умница Маша вникла и ничего не перепутала.
-Три. Поняла?
-И еще кагор.
Вставили Света с Валей.
-Айда к нам в подъезд! Повеселимся!
Подытожили братья. Мария не стала ни отказываться, ни обещать.
-Если получится. Если отпустят.
-А ты смоги. Мы ждем!
На душе немного посветлело. Маша переплела косу, протерла лицо лосьоном, выглянула в коридор. Никого. Обулась, влезла в куртку, постучала в дверь зала. Дождалась маминого оклика.
-Маруся? Входи.
Всунула в щель голову. Пробормотала скороговоркой.
-На полчасика в соседний подъезд, там девчонки из нашего класса. Хорошо?
-Да. Иди.
Отмахнулась мама. Лицо у нее было строгое и обиженное одновременно.
-Прости, мамуль. Я не хотела курицу опрокинуть.
-Курицу? Какую курицу? Ах, да. Ерунда. Долго не гуляй, чтобы я не волновалась.
Отчим ковырялся в салате и глаз с экрана телевизора не сводил.
* * *
Домой Маша вернулась в пять утра. С распухшими от поцелуев губами. Позволила Юрке Федотову увлечь себя на площадку повыше их шумной компании. Второй близнец не сдался, стал одновременно приставать к обеим Наташкам. Весело время провели, в общем. Все бы ничего, но Маша не так представляла себе первые в жизни объятия. Обшарпанные стены и подбадривающие крики снизу... Глотать чужие слюни тоже оказалось совсем не вкусно. Обнаглевший от радости Юрочка влез пальцами под водолазку, грубо тиская, сжал пострадавшую часом раньше грудь. Запыхтел. Боль привела Машу в чувство. Она попыталась отстраниться. Но Юрочка точно не слышал протестов. Звать на помощь показалось унизительным. И Маша, смирившись, позволила однокласснику то, что - как она знала, девчонки рассказывали - должно было быть очень, очень приятно... Юрочка жадно целовал ее освобожденную от бюстгальтера грудь. Сбившаяся на шее водолазка мешала свободно дышать. Маша чувствовала себя круглой дурой. И злилась. Злилась. Злилась.
Гордый собой, (все знали, что Машка-недотрога) Юрочка скоро успокоился, помог поправить одежду, назначил свидание. Полежаева согласилась, чтобы не спорить. Вместе, Федотов полу обнимал добычу за талию, спустились к остальным. Маше хотелось плакать. Обиженные глаза Павла то и дело упирались ей в лицо. Ванечка вежливо ничего не замечал. Тактичное какое создание! Царевич ненаглядный! Слегка разозлилась непоследовательная Маша. А Валюха? Что-то резануло. Маша уставилась на приятельницу. Валюха хохотала излишне громко. Обняла за шею скромного Ванечку, целовала в щечку. Обычно она держалась слегка в стороне. К мальчикам не липла. Ладно. Маша решила не углубляться в анализ ситуации.
Порезвились, как положено старшеклассникам. Дело житейское.
* * *
Разумеется, она не стала встречаться с Юрой. Подкативший (следом) с поцелуями Павел схлопотал по физиономии. Вскоре близнецы помирились друг с другом и обиделись на Машу уже сообща. "Ашкам"-Наташкам все было по фигу. Светка втрескалась в нового физрука. Валюха, буквально на ровном месте, сломала больную ногу и теперь обреталась в больнице. Дружная компания развалилась незаметно. А тут еще Царевич отчудил! Ванечка, который. Отвел в сторонку после физики и выдал страшную тайну. Вздыхая, сообщил, что у его мамы девичья фамилия Шейхтман. А бабушка с папиной стороны и вовсе Вихман. Вот почему семья перебирается на историческую родину.
-Ванечка, ты в зеркало смотрелся? Хоть раз? Какой из тебя еврей?
Укоризненно спросила Маша. Одноклассник и верный друг отшутился.
-Впускают не по роже, а по паспорту. Отращу пейсы, пришлю фотку. Упадешь от зависти.
-Скорее от ужаса!
Ванечка спросил быстро и глухо.
-Я тебе нравлюсь? Хоть немножко?
Большие синие глаза стали грустными, точно у щенка в мультфильме. Маша ответила не сразу.
-Как друг очень. В ином смысле - нет.
-А по другому тебе вообще никто пока не нравится.
Оба вспомнили новый год и покраснели. Маша стукала дипломатом по коленке. Старательно смотрела в пол.
-Я же знаю, что ... с Юркой... это так... Ерунда.
-Эх, Царевич! Не будем говорить об этом. Ладно?
-Конечно.
Немедленно согласился он. И попросил.
-Отвечай на мои письма. Пожалуйста.
Торопливо, неловко сунул Маше лист бумаги, сложенный в четыре раза, Зарделся, щеки заполыхали точно советский флаг. Не оглядываясь, заспешил по коридору. Что за ерунда? Очередное признание в любви? Полежаева, не чинясь, развернула послание. Прочла первый раз, не умея вникнуть в смысл.
Читать дальше