София Яновицкая - Что такое «люблю» (сборник)

Я стиснул кулаки и помотал головой. Физик, не обращая на нас никакого внимания, поправил шарф и стал чинно спускаться с крыльца. Ярик рядом душераздирающе вздохнул.

– Ура-а, ура, видели?!

Рыженькая девочка, не переставая кружиться, вытянула коробку с куклой в руках и полетела к своим подружкам. Конь встал на последнюю ступеньку лестницы. Я увидел, как к физику несется рыже-розовый вихрь. Как, будто в замедленной съемке, у девчонкиной мамы широко открывается рот и выпучиваются глаза. Как голова в рыжих кудряшках с разгона врезается Коню в живот…

Физику в лицо метнулся его собственный шарф, он взмахнул руками, теряя равновесие. В следующую секунду листочки с контрольными взлетели в воздух и, красиво покачиваясь, спланировали прямиком в грязную лужу.

Ярик издал булькающий звук, похожий на сдавленное горловое пение. Конь выплюнул свой шарф и уставился на то, что было нашими работами – а теперь превратилось в темно-коричневые сморщенные тряпочки. Несколько секунд мы вчетвером – Конь, мы с Яриком и перепуганная девочка – разглядывали их.

– Прекрасненько… – нервно икнул физик. Лицо у него стало ярко-красного цвета, как чернила, которыми он ставил двойки, а глаз задергался.

Запнувшись, Конь обошел лужу и неровной походкой пошел прочь, не оборачиваясь.

На асфальт перед грязной жижей приземлился ярко-розовый квадратик. Единорог лукаво ухмыльнулся, мигнул блестками и взвился вверх, кружась на ветру.

Катастрофа началась в среду, за неделю до каникул. Футболки взмокали на спинах под рюкзаками, в классах плавились мозги, а в начале урока то и дело кто-нибудь в спешке доедал под партой мороженое, капая им на пол. Учителя тоже словно взбесились от жары. Математичка продолжала задавать на дом кучу номеров, игнорируя то, что их никто не делает. Физик требовал закрывать все окна, якобы боясь сквозняка. Англичанка вдруг заделалась местным стилистом, читая нотации по поводу «неуместных для школы стрижек и одежды».

Я чуть что спасался своим фирменным приемом, который подхватил у девчонок еще во втором классе: большие глаза и хлоп-хлоп ресницами. «Ох, Вася-Вася, – качали головой училки. – На твои голубые глаза я скидку делать не собираюсь». А сами улыбались. С физиком, правда, это не работало.

Продержаться оставалось совсем немножко, и я надеялся прожить эти дни спокойно. Еще я надеялся, что хотя бы кто-то, кроме меня самого, сохранит разум в этом дурдоме под названием «шестой Б». Наивный.

– В кого-в кого? Ярик, ты рехнулся!

Ярик откинул назад волосы, за которые получил сегодня выговор от англичанки (слишком длинные, видите ли) и слегка покраснел.

– Как будто я виноват… Что я могу поделать!

– А может, перевлюбишься в кого-нибудь попроще, а? – с надеждой спросил я.

Ярик посмотрел на меня грустно и укоризненно, точь-в-точь как моя собака, когда выпрашивает шоколадку. Я вздохнул и отвел глаза, щурясь от солнца.

Около школьной площадки собралась в кружок компания старшеклассников. Их хохот, наверное, слышали даже в кабинетах. Парни что-то кричали, толкались, девчонки взвизгивали и отмахивались от них, а сами переглядывались друг с другом. Затрещал звонок, и они, продолжая болтать, пошли обратно в школу, парочками, не особо спеша. Последней заходила высокая девчонка, чуть ли не до пояса укутанная в длиннющие светлые волосы – ну и жарко же ей должно быть! Ярик рядом со мной нервно заерзал, я даже испугался, что он свалится с перил, на которых мы сидели. Девчонка не обратила на нас никакого внимания, хлопнула дверью так, что затряслись стены, и скрылась в школе. Ярик продолжал смотреть на дверь и даже дернулся, чтобы пойти следом, но я схватил его за рукав.

– Пойдешь вечером на скейте кататься? – спросил я, немного помолчав.

– Нет, наверно. – Ярик рассеянно поскреб ногтем перила.

Я возмутился.

– Ты уже сто лет не ходишь, все уже вообще забыл!

Ярик пожал плечами.

– А в плейстейшн придешь играть?

Он снова пожал плечами.

– Ей шестнадцать! Тебе двенадцать! Она уже взрослая женщина, ты для нее вообще не существуешь! – не выдержал я. На Ярика это не произвело никакого впечатления, он поболтал ногами, глядя на свои кроссовки, и сказал:

– Мне в августе исполнится тринадцать. Если, конечно, папа не убьет до того за заваленные контрольные. А у меня не получается ни на чем сосредоточиться.