София Яновицкая - Что такое «люблю» (сборник)

Я не замечала, как быстро еду, пока не покатилась с горы к побережью. Ноги крутили и крутили педали, по сторонам мелькали осколками пальмы, люди, дорожные знаки и мелкие магазины – как неравномерно разбитая на куски, перемешанная мозаика. Пару раз прямо перед носом скользнули и с визгом затормозили машины – не голубые «жуки», другие. Из них повыскакивали водители, словно джинны из ламп, окутанные клубами желтой песчаной пыли. Они что-то кричали и бурно жестикулировали, но я не останавливалась, только быстрее вертела педали.

Когда я полетела с горки, крутить педали было уже не нужно – велосипед мчался, как дикая лошадь, решившая сбросить надоевшего всадника. Руль вихлялся туда-сюда, я дернула его, пытаясь выровнять, и тут же вылетела из седла. Желтая пелена дороги кинулась навстречу и несколько раз перевернулась, обсыпая все вокруг песком. Откуда-то послышался лязг велосипеда, а потом все остановилось. Я полежала, прислушиваясь к себе и оценивая масштаб повреждений. Осторожно поднялась на ноги. Локти, ладони и коленки горели так, будто их долго и яростно натирали колючим песком. Правое колено жгло сильнее всего. Я опустила взгляд и горько хмыкнула – ушибленное в детстве о кирпичную стену место сочилось красным. Велосипед жалобно сгорбился у обочины. Переднее колесо неестественно изогнулось. Я попыталась расстроиться из-за этого, но почему-то не вышло.

Покалеченные колеса шуршали по сухой, выжженной солнцем до песочного цвета траве. Я придерживала велосипед за руль и спотыкалась, пошатываясь вместе с ним.

«Мир перевернулся». Эту фразу я слышала тысячу раз и никогда не вдумывалась в ее смысл. Сейчас я чувствовала, как земной шар прокрутился под ногами и застыл вверх тормашками. Все закончилось. Все по-другому. И так, как раньше, уже не будет. От этого становилось страшно и больно, хотелось выплюнуть застрявший в груди комок, а вместе с ним все мысли и воспоминания. В голове тут же услужливо пронеслось: «Ты так ни разу и не увидела, как он улыбается». И следом тупым скрежетом повисло: «Почему?!» Я затрясла головой и быстрее зашагала к берегу.

Море дохнуло в лицо соленым. Я пошла у самой кромки воды, дав теплым волнам сочувственно обнимать ноги. Царапины мгновенно защипало от соли, но отскакивать не хотелось. Я попробовала высмотреть в воде медуз, как вдруг сзади в бок ткнулось что-то мокрое и холодное.

– А! – Я дернулась, чуть не рухнув вместе с велосипедом в море.

Рядом со мной стояло хрупкое инопланетное существо – выгнутый позвоночник, высокие лапы, длинная, свисающая по бокам светлая шерсть. Грейс уткнула нос мне в ладонь и осталась так.

– Ты!.. – неверяще прошептала я и осторожно провела ладонью по шелковистой голове.

Собака влажно дышала мне в руку, и от этого было щекотно.

– Грейс. – Я села на корточки и зарылась пальцами в мягкую шерсть. – Моя хорошая.

Собака не двигалась, просто спокойно стояла, смотрела на меня темными глазами и все понимала. Наверное, даже больше, чем я сама. А потом нагнулась и принялась лизать мою разбитую коленку. В носу защипало, и я часто заморгала, не пуская слезы наружу.

Кто-то резко свистнул, мы с Грейс вздрогнули и обернулись. Поодаль стоял плотный дядька в шортах и кепке. Собака посмотрела на меня.

– Иди, иди к хозяину. – Я закивала. – Спасибо.

Почесала ее за ушами и поднялась на ноги. Грейс проследила за мной, еще раз лизнула в коленку и помчалась к хозяину. Он похлопал себя по ногам, приговаривая что-то, а потом глянул на меня, помедлил и кивнул. Я кивнула в ответ и поспешно отвернулась. Разговаривать с людьми сейчас было невыносимо. Я прошла несколько шагов, не оборачиваясь, подбрасывая ногами густой тяжелый песок. Колено щипало от ласки Грейс, а на ладони чувствовалось мокрое пятно ее носа. В воздухе передо мной метнулась наглая чайка, чиркнув крыльями. Я прищурилась и подняла взгляд. Впереди, прямо по курсу, возвышалась поросшая травой гора. На ее краю гордо упирался покатой грудью в небо, словно готовился взлететь, старинный корабль.

Велосипед пришлось оставить внизу. Трава на склоне росла жесткая, как щетина у Александра на щеках. Я шла по ней и считала собственные шаги, чтобы ни о чем не думать. Получалось не очень – я в третий раз дошла до сотни и в третий раз сбилась. Солнце изо всех сил пекло шею и затылок, и было ощущение, что я не забираюсь на гору, а иду по бесконечному высохшему лугу, только расположенному не ровно, а под наклоном. Разбитую коленку стало жечь, все остальные царапины противно ныли, будто кожу покрыла колючая чешуя. Корабль не становился ближе. Казалось, все вокруг замерло тысячи лет назад и так и стоит – тишина, высота и выжженная солнцем трава, которая поднимается и поднимается. Может, до самого неба. Гулкая тишина не успокаивала, наоборот, была как той давней ночью, когда мы с братом бегали среди слепых домов-декораций. Сейчас кругом была только трава, небо, и океан внизу, и раскаленное солнце, бесцеремонно заполняющее собой каждую щелочку этого мира. Вдруг я тоже застыну и останусь здесь насовсем? Я зашагала быстрее, не обращая внимания на коленку, все быстрее и быстрее, глядя только перед собой. Подъем загибался круче, и я скоро запыхалась, но продолжала идти, словно назло – себе, этому замершему воздуху, всему.