Виктория Платова - Мария в поисках кита

— О вдохновении, о чем же еще. Наивно полагать, что главная книга моей: жизни будет написана с легкостью.

О какой книге идет речь? Не той ли, чья первая страница была с помпой зачитана мне совсем недавно, несколько дней назад, когда ВПЗР еще разминалась в секторе своих сорока четырех перед прыжком в шестидесятилетие? Я помню ее начало почти дословно: «Эта комната с видом на дождь — единственное место, где я могу укрыться после постигшей меня катастрофы, в соседней живет парень из Чехии, он разводит садовых улиток в маленьком аквариуме и мечтает познакомиться с марокканкой из дома напротив, он так же несчастен, как и я».

Слабовато для главной книги жизни. Слабовато для аристократки, для авантюристки в пыльных мягких сапогах. Неужели, дожив до седин с вплетенными в них темными прядями и изучив таинственный, романтический и почти недостижимый для большинства людей африкаанс, нельзя придумать ничего более впечатляющего, чем парень из Чехии и улитки в маленьком аквариуме?..

И все же это намного лучше, чем мертвое тело в большом.

Безопаснее.

Вот и нет, Ти, вот и нет!.. Главная книга жизни может быть какой угодно, но только — не безопасной.

Это сказала я? Или — ВПЗР?

Царственных, иссеченных мелкими морщинками губ она не разжимала, это точно. Разве что — несколько раз стукнула пальцами по клавиатуре.

— Как прошел день, Ти? — Теперь губы разжались, и вопрос явно адресован мне.

— Странно. Все здесь — очень странно. Вы не находите?

— Жизнь вообще странная штука.

— И то, что происходит на острове, вас нисколько не волнует?

— Меня волнует моя книга. А все остальное может подождать.

— Как долго?

Пятьсот страниц. Или даже семьсот.

— Я ходила к лодкам…

— Да-да, ты собиралась пойти к лодкам, я помню. И что?

Если я расскажу ВПЗР о страдающих прогерией лодках; о том, что они никак не договорятся со своими собственными именами; о том, что одни ключи ржавеют прямо у меня в руках, а другие — висят на багрово-фиолетовой полосе, оставленной от удавки, —

как она отреагирует?

Я уже задавалась этим вопросом, и у меня даже возникло несколько вариантов гипотетических ответов. Но тогда вопросы были обращены к беспринципному и аморальному фрику. А сейчас? К кому они могут быть обращены сейчас?..

— Все плохо, — говорю я.

— И это странно? — рассеянно спрашивает ВПЗР.

— Это просто плохо.

— И что не так с лодками?

Все, все не так. Самое время рассказать о временной ловушке, подстроенной Талего. И попросить ВПЗР отправиться со мной на причал. Может быть, ей удастся то, что до сих не удавалось мне, — договориться с островом.

— Вы, конечно, посчитаете меня сумасшедшей, но…

— Не посчитаю. — ВПЗР смотрит на меня в упор и улыбается. Мягкой иронической улыбкой. — Я и сама всегда была малость не в себе… Так что объективности от меня не дождешься.

— В вопросах сумасшествия?

— В вопросах сумасшествия — тоже. Что не так с лодками?

Все, все не так, но — я не могу… не могу вспомнить, что именно!.. Проклятье, в данную конкретную секунду, в момент, когда ВПЗР ждет ответа, — не могу. Память, никогда не изменявшая мне, вдруг изменила. И с кем — с моим собственным, одеревеневшим языком! Он застрял во рту куском бесполезного мяса, он и двинуться не может. Или — наоборот — он не двигается вполне осознанно, сидит на вышке, взметнувшейся прямиком из трахеи, зорко наблюдая за происходящим. Маленький солдат со снайперской винтовкой в руке.

— В баках нет топлива? — высказывает предположение ВПЗР.

Пойманная в перекрестье прицела, я послушно киваю головой: вполне возможно, что в баках нет топлива, вполне.

— Ни один из ключей не подходит ни к одному двигателю?

И снова я киваю головой: вполне возможно, что не подходят ключи, вполне.

— Значит, выбраться отсюда нельзя?

— Мне, во всяком случае, не удалось. — Наконец-то мой язык начинает проявляет первые признаки жизни. — Может быть, вам…

— Если это не удалось тебе, почему со мной все должно быть по-другому? Я не собираюсь искать топливо и уж тем более — ключи. И я никуда не собираюсь уезжать.

— Несмотря на то, что возникли проблемы с вдохновением?

— Несмотря ни на что. Вдруг оно вернется — а меня нет на месте. Мне бы не хотелось его расстраивать.

Вот он! — повод напомнить ВПЗР о трупе в океанариуме. И о необъяснимом отсутствии тех, кто должен был присутствовать здесь. И о многом другом, вызывающем гораздо большие основания для расстройства. И лодки… Провал в памяти оказался недолгим, и я могла бы во всех подробностях рассказать о том, как время разрушало их в считаные секунды. Совсем как… совсем как в те же считаные секунды оно создало новую ВПЗР. Взирающую сейчас на меня с мягкой иронической улыбкой. Но… «мне бы не хотелось его расстраивать» выглядит стеной, сложенной из больших необработанных камней. Щели в них намертво залиты раствором — все. Кроме одной, недостаточно широкой, чтобы пропихнуть сквозь нее рассказ о лодках.