Виктория Платова - Мария в поисках кита

Я стараюсь никак не реагировать на него и не предпринимаю никаких действий — это соответствует логике сумасшедшей, вообразившей, что она попала в голову писателя. И логике вполне вменяемого литературного агента тоже: вероятную опасность нужно сначала изучить и проанализировать, все остальное — потом.

Кико снова возникает из-за угла и больше не прячется за него. Он смотрит на меня снизу вверх, долго и пристально. А потом подносит пальцы к губам и растягивает их в подобии улыбки. То ли оттого, что расстояние между нами довольно значительно, то ли оттого, что рот его растянут чисто механически и ничего кроме пальцев и уголков губ больше не задействовано, я так и не могу сообразить, что несет его улыбка.

Кико рад мне?

Кико не особенно рад, но он — вежливый мальчик, а все вежливые мальчики улыбаются при встрече даже малознакомым людям?

Кико знает что-то такое, чего не знаю я?

Кико ничего не знает, но надеется, что знаю я?

Кико хочет открыть мне какую-то тайну или, наоборот, спрятать ее поглубже? Даже если вместе с ней придется спрятать поглубже и меня саму?..

Нет-нет, последний вариант никуда не годится. И он удручает обоих сразу — и сумасшедшую, и литературного агента. Конечно, будь я главной героиней романа, я бы не слишком переживала за свою судьбу, — для главных героев все обычно заканчивается хорошо, хотя и приходится пострадать для вида. «Вот было бы здорово оказаться главной героиней», — мечтательно закатывает глаза сумасшедшая. «Кое у кого есть больше прав на это», — парирует литературный агент.

Кико выглядит точно так же, как в кафе, где я оставила его. Насколько я могу судить, стоя на верхней ступеньке лестницы, И это намного хуже, чем если бы он был похож на недоделанный манекен из кроличьей норы. В том манекене реальным был только след удавки на шее. «Или любовно выписанным», — подсказывает мне сумасшедшая из суфлерской будки, являющейся по совместительству головой писателя.

Любовно выписанным, да. Невольно рождающим массу ассоциаций и приближенным к глазам до невозможности.

Отсюда, с верхней ступеньки, все еще нельзя понять, реален ли Кико или просто любовно выписан. Является ли он человеком из плоти и крови — или просто персонажем. Не исключено, что главным.

«Да, — подтверждает литературный агент, пять лет проработавший с одной из самых эксцентричных беллетристок, по которой давно плачет дурка чьи опусы могут вызвать оторопь у неподготовленного читателя. — Лучшего кандидата на роль главного героя не найти».

И это похоже на правду.

Если, конечно, посмотреть на Кико непредвзято (что в моем случае означает — с точки зрения ВПЗР). У него есть все, чтобы стать движущей силой нового романа:

он странный.

Он не вступает в контакт с внешним миром, а просто созерцает происходящее. И делает выводы, что приводит к определенным действиям с его стороны. Или — не делает выводов, что тоже приводит к определенным действиям. Кико простодушен, и это — возможная отправная точка. Тема с вариациями, которые никогда не кончаются. С тех пор, как ВПЗР вбила себе в голову, что она — последний из ныне живущих магико-реалистов, арктический шельф простодушия разрабатывается без устали. И оно не так безобидно, как кажется. Простодушие граничит с любопытством, а любопытство — с преступлением. Именно так выглядят основные звенья в цепи, но есть еще не — основные, типа воспоминаний о крыльях бабочки, оторванных из простодушного любопытства, из чего же еще!.. Эти воспоминания связаны с солнцем и летней негой (зимой бабочки не летают), а потому приятны. И число оторванных крыльев никакого значения не имеет. А вес их уравновешивается весом кота, за которым Простодушный трогательно ухаживает и желает ему только хорошего. Но на хорошее коту надеяться не приходится, с ним обязательно случится какая-нибудь несовместимая с жизнью неприятность. Неприятность с котом Простодушный переживает довольно легко, предыдущего кота сменяет следующий (той же амбициозной породы «канадский сфинкс»). И так длится и длится. Ровно до того момента, когда вес всех котов не достигнет веса человека, к которому Простодушный проявит свой фатальный интерес.

Я вешу примерно столько, сколько весят четырнадцать или пятнадцать канадских сфинксов средней упитанности. И даже если это не сфинксы…

Сколько кошек на острове?

Я машу Кико рукой, приветливо и чуть-чуть заискивающе. И он тотчас же повторяет мой жест: ничего нового в этом нет, то же самое он делал и раньше. Не как главный герой, а как бедолага, у которого не все в порядке с головой. Что не мешает Кико оставаться младшим братом бывшего актера Курро, ныне живущего на маяке, в самой романтической и безлюдной части и без того безлюдного острова. Я видела Курро только на фотографиях и на рисунке Кико, но насколько они достоверны?