Язык никогда не бывает слишком короток. Ни для чего.
Это-то, по мнению ВПЗР, и нужно помнить, прежде чем втягиваться в дискуссию: ведь за первым вопросом обязательно последует второй («имеет ли смысл вращать языком во время французского поцелуя?»). И третий («можно ли работать двумя языками одновременно?»). И еще тысяча таких же дурацких вопросов, последний из которых будет звучать примерно так:
Действительно ли в жизни французский поцелуй должен быть таким же, как в кино?
Атансьон! Тут и проходит водораздел между главным и второстепенным героем, требующий вливания дополнительных двухсот граммов водки и еще одного огрызка яблока.
— Что делает в этом случае главный герой? — спрашивает у меня ВПЗР.
— Понятия не имею.
— Главный герой просто показывает молокососу, что есть французский поцелуй. На практике. А что делает второстепенный? Почти полностью обездвиженный и ни капли не эротичный…
— Теоретизирует по поводу? — высказываю предположение я.
Вот и нет, Ти, вот и нет!
Второстепенный герой собственной жизни тут же переключается на последнюю часть вопроса, где речь идет о кино. Как об искусстве в принципе, а не как об искусстве французского поцелуя. И выдает сентенцию о том, какие именно фильмы нужно смотреть, чтобы не стать ebanat'ом кальция и производить хорошее впечатление на людей без всяких там поцелуйчиков и вращений языком. Попутно он объясняет молокососу разницу между джазом и блюзом, а заодно — между косяком травы и элэсдэшной маркой. Этот потерявший осторожность простодушный идиот — второстепенный герой — сливает не за хер собачий и множество других вещей, приобретенных за долгую жизнь опытным путем: интеллектуальных, чувственных, обонятельных, осязательных и черт знает каких еще.
Таким образом волшебный гербарий опыта совершенно бесплатно передается какому-то юному ублюдку, не способному поначалу даже оценить щедрость подношения.
— Он оценит потом, — пытаюсь я убедить ВПЗР. — Оценит. вот увидите!
ВПЗР совсем не так оптимистична:
— Никто и ничего не способен оценить в этой жизни, Ти. Никто не хочет платить по счетам, норовя проскочить на халяву.
— И вы?
— Я уже давно провела все платежи в Сбербанке.
Это — еще одна домашняя заготовка для разного рода интервью. Ее пафос состоит в том, что ВПЗР слишком дорого заплатила за свой невъебический
космический
высочайшей пробы талант. А именно — тотальным одиночеством и отсутствием родственных душ, включая детей. «Одиночество бегуна на длинную дистанцию», — подводят пробивающий на жалость итог скромняга — ВПЗР, имея в виду «Одиночество мессии среди заблудших овец». Мессия, конечно же, она. И бегун — тоже, при том, что ВПЗР не бегает в принципе, это (как и родственные души, включая детей) требует некоторого напряжения сил. К тому же дети только и мечтают, чтобы вышибить тебя из седла главного героя на унитазный стульчак второстепенного и самим занять твое место. И в этом они ничуть не лучше, а даже хуже пришлых юных ублюдков.
Объяснять ВПЗР элементарные вещи насчет естественной смены поколений — бесполезно, все равно не услышит. Она — единственная представительница своего собственного богоизбранного поколения, и таковой и останется. И никогда (слышишь, — ни-ко-гда! — Ти) не станет гуру для совершенно левых неоперившихся засранцев. И все свои познания о французских поцелуях оставит при себе.
Она все же ненормальная.
Но не более ненормальная, чем я сама. Сидящая на верхней ступеньке странного дома и представляющая, что нахожусь в голове у писателя.
Пора все-таки выбираться отсюда.
Поднявшись, я замечаю, что случайно опрокинула какой-то предмет. Пузырек с черной тушью.
Все последующее происходит как в замедленной съемке: тушь вытекает из пузырька и устремляется к листу бумаги. Он лежит на полу, хотя еще пять минут назад его здесь не было. Как, впрочем, и самого пузырька.
Не было, а теперь есть.
И тушь заливает рисунок на бумаге прежде, чем я успеваю его рассмотреть. Но заливает не полностью, а как-то совершенно избирательно, оставляя нетронутой середину. Эта середина — нарисованные глаза, обведенные теперь четким контуром. Все остальное — чернее черного.
Я уже видела эти глаза, пусть и не такие стилизованные!..
Ну конечно. Открытка, исчезнувшая в стопке и так больше и не найденная: НЕ IS WATCHING YOU .
Он следит за тобой.
Естественнее всего предположить, что залитый тушью рисунок тоже принадлежит Кико. И это — портрет. Милый и трогательный в своей основе (все рисунки Кико — милые и трогательные, несмотря на некоторую тревожность). Но теперь я никогда не узнаю, каким именно был рисунок.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу