— А, секс, — откликнулась Луиза. — Не то чтобы я стала употреблять это слово в повседневной речи. Но ничего дурного в нем нет. Слово как слово, даже не ругательное. Как бы то ни было, специалист у нас тут ты, — мстительно сощурилась она.
Борелли прижмурил один глаз.
— Q — это зачатие, оплодотворенное лоно. Вот такая у меня ассоциация. Я бы сказал, квинтэссенция вечной женственности.
— До чего же он милый! — воскликнула Луиза, оборачиваясь к мужу. — Ну почему ты не такой?
Борелли поспешно вернулся к стойке. Таможенники уже запихивали его вещи обратно в сумку.
Топонимов, начинающихся на Q-U, в Латинской Америке наберется, пожалуй, больше, чем в целом мире, вместе взятом. Следующими по счету идут арабские страны — включая мусульманский Афганистан. Но арабские топонимы букву «U» зачастую не используют. Так что карта пестрит названиями вроде: Qishn, Qom, Qasr Amij, Qafor: о, эти окутанные тайной топонимы! Встречаются среди них и четырехугольные. И конечно, Коран (пишется — Qu'ran), как же без него! А еще поразительное количество Q-топонимов содержится в телефонной книге острова Мэн.
— Очень интересно. — Борелли отвернулся от стойки. — Возможно, именно поэтому в Латинской Америке так часты землетрясения — вся проблема в квазиустойчивости! Что первично — слово или явление?
— Ха-ха-ха, ну да! Вопрос всех времен и народов: курица или яйцо? — закивал сзади Кэддок.
Повисло неловкое молчание. Борелли-то имел в виду нечто совсем другое.
— Леон столько всего знает, — встревоженно заверила Гвен, переводя взгляд с четы Хофманн на Борелли.
Знал он и впрямь много; ну так и полет был длинным. В настоящий момент он объяснял, как именно Эквадор получил свое название от экватора, местной достопримечательности, а слушатели разглядывали терминал. Эти здания абсолютно одинаковы по всему миру — своего рода архитектурное эсперанто, как если бы проектировал их один и тот же зацикленный на рентабельности дизайнер (завидный контракт!); впрочем, в Кито терминал характерно благоухал жареным кофе и серой. Новоприбывшим, что дожидались рядом с багажом, очень скоро осточертели настенные плакаты с изображениями ягуара, тапира, цепкохвостого медведя-кинкажу (обитателя древесных крон), разнообразных попугаев ара и коллажа из кухонных горшков. Гринго, приезжайте в Эквадор! Но сумеет ли здешняя инфраструктура выдержать наплыв туристов, тем паче сварливых старикашек с Севера, эту высшую касту, оснащенную слуховыми аппаратами и очками в причудливых оправах? Страна-то нищая. Население: каких-то шесть миллионов. Изрядный процент приходится на квартеронов и самбо. Футбол, коррида, скачки.
— Послушайте, чего там застряли-то? — подал голос Джеральд.
Сельскохозяйственная экономика: кофе, бананы. Обширные плантации, владеют которыми метисы, городские жители, расположены в часовом поясе лениво-медлительном, упадочном, где техники почитай что и в заводе нет — ни звуков, ни силуэтов. Столица застыла в сонной неподвижности — или затаилась? Там растет карлюдовика; волокна этого дерева идут на панамы — целые леса панам, теней и сумрака. Индеец, опершийся на метлу, уже собрал в совок с полдюжины банановых шкурок.
Что есть сравнение?
— Мне казалось, после Лондона про очереди можно будет позабыть.
Гэрри, положив локти на стойку, встревоженно оглядывался на дверь, за которой исчезла Вайолет. Таможенник, не сводя с него глаз, попробовал пальцем его лосьон после бритья. Все — при пистолетах. Один, в замызганном воротничке и со скорбными глазами, поддел линейкой пару кружевных трусиков. Сдвинув солнцезащитные очки на лоб, Гэрри ухмыльнулся было — этак заговорщицки, дескать: ну, ты ж мужик или где. Но таможенник разом пресек такие вольности.
— Мы тут люди приличные! — рыкнул он. — Понятно?
Еще бы не понять! Всем своим видом демонстрируя негодование — нельзя ж иначе! — Гэрри уставился в пол и медленно покачал головой. Взросшие в рамках иной системы, таможенники посчитали это свидетельством раскаяния. И просияли.
Остальные уже заметили на стене огромные часы. Давно сломанные. Чтобы не вводить в заблуждение путешественников, что пересекли несколько часовых поясов, стрелки были изничтожены — замотаны тряпками и клейкой лентой, так что время словно обнищало или, по словам Борелли, сделалось недужным калекой, — время, известный мастер «переводить стрелки».
— А ведь я не помню, какое сегодня число, — осознала Шейла.
Все разом заулыбались: они тоже потеряли счет дням.
Читать дальше