Мюррей Бейл - Ностальгия

Русский предложил тост.

Вновь засвидетельствовав свою благодарность и похвалив их богатый опыт («мужчины и женщины мира»), он привел статистические данные о туризме в Советском Союзе, куда умудрился втиснуть и показатели по ТБ «Аэрофлота». И — любезно поклонился.

— Расскажите своим соотечественникам о том, что видели.

В ответ Филип Норт зарумянился.

— Мы тоже вам признательны. Я склонен думать, что, осознав нечто новое, мы впервые близки к экстазу. Возможно ли такое? В любом случае в этом и заключается суть наблюдений. Я бы сказал, так и есть. Хм… все сущности… и я имею в виду как неодушевленные, так и живые… обладают собственной жизнью. Каждый новые опыт — это своего рода путешествие, — («Точно! Именно!») — Думается, мы никогда не забудем того, что повидали сегодня. Но для того, чтобы рассортировать впечатления, нужно время. — И, зоолог до мозга костей, Норт завершил речь невнятной цитатой из Введенского и похвальным словом о впечатляющих испытаниях водки (шутка, шутка!).

Хозяева засмеялись, зааплодировали, широко заулыбались. Норт вернулся на место; Саша стиснула его руку.

И Шейла, и миссис Каткарт нынче же вечером надпишут открытки — последние на их счету: «Всем привет. Ни за что не догадаетесь, что с нами сегодня приключилось…»

Но сейчас все собрались рядом с мертвым вождем, сжимая в руках пустые рюмки — точно трофеи. Кэддок, установив фотокамеру под углом, нацелился сделать снимок; каждый изобразил в лице особое, хорошо продуманное, проверенное выражение. Луиза с Сашей улыбнулись.

— Омерзительное место. Тут просто ужасно: пусто, голо…

Слышно было, как Саша страдает ностальгией у раковины. Эти номера — не что иное, как перегородки, возведенные на скорую руку в ходе второй пятилетки; скошенные потолки заклеены глянцевыми туристическими плакатами: металлургия Тулы и чудеса Самарканда.

— Не бери в голову, — утешал ее Норт. — Накройся лучше.

— Официант — грубиян. И еда отвратная.

Хрипло проорав их заказ в кухню, официант прислонился к раздаточному окошку — и не спускал с группы глаз. Советские столовые приборы — они такие неудобные! Кроме австралийцев, в столовой не было ни души. Борелли, помнится, сказал, что весть уже разнеслась окрест: от этих держитесь подальше. Их словно выдворили за некие пределы; и, видимо, вернуться будет непросто.

— Бывает и хуже, — заверил Норт. — Нас просто оставили в покое, вот и все. Это очень поучительно.

Чтобы успокоить Сашу, он присел на табурет, так что взгляду открылись его короткие шерстяные носки. Вайолет ушла в соседний номер. Норт погладил Сашу по руке; рука дрогнула, затрепетала. Ласточки давным-давно улетели на юг.

— Тебе все равно, — надулась Саша.

Со своей постели Шейла отчетливо расслышала:

— Конечно же, не все равно. Совсем не все равно.

— А вы в пижамах? — раздался голос, прозрачный, как водка со льдом.

— Прошу прощения, — откашлялся Норт.

Еще несколько минут назад Сашу тошнило, а теперь она хрустко рассмеялась, завозилась под стеганым одеялом на гагачьем пуху и, наконец, притихла, подложив руку под щеку.

Раздался скрип.

— Укройся, — настаивал Норт, явно забеспокоившись. — Саша? Ты же простудишься!

— Он засмущался! Это он засмущался, я знаю!

— Ш-ш! — прошептал Норт. — Не глупи. — Но по голосу его было ясно: он глядит на девушку с улыбкой. Шейла точно знала, что так.

Акустика усиливаюсь за счет наклонного потолка и лака. Несколько слоев туристических плакатов тоже немало тому способствовали.

— А ты знаешь, что гагачий пух экспортируется из Исландии? — Норт сменил тему — хотя и не то чтобы радикально. — Гага — это утка такая; а пух — это на самом деле перо, состоящее из тонкого гибкого стержня и опахала, которое…

— Цы-ы-ы-почки. — Саша разглядывала собственный локоть.

Ей было скучно.

Норт снова откашлялся.

— Тебе нравится нас просвещать, — упрекнула она. — Прям хлебом не корми, дай блеснуть интеллектом, верно?

— Я думал, тебе интересно.

— Гагачий пух, не гагачий пух — да какая разница? Ты небось за этим сюда и приехал. Тебе любая мелочь любопытна.

— Так с нами ничего особенного не происходит. Все то же самое случалось и прежде, в иные времена. И все это собрано для нас в библиотеках и музеях. Пожалуйста, заходите, смотрите! Всего так много… чересчур много.

— Ну вот, опять, — зевнула Саша. — Скукотища какая! Брр! А оттяпаю-ка я эту бороду! А вот не будь ханжой. Послушай… — И она по-детски засюсюкала; слов Шейла уже не разбирала.