Семен Данилюк: Милицейская сага

- О господи! - она начала медленно оседать по стене, впадая в предобморочное состояние.

Всполошившийся Мороз, явно переусердствовавший в своем пристрастии к розыгрышам, поспешно махнул рукой в темноту и, вытянув руки, угрем ввинтился в открытую форточку.

"Стакан" технички, в котором его подняли наверх, начал медленно опускаться.

- Ну, прости подлеца! - захлопотал Виталий подле оторопело глядящей на негохозяйки. - Хотел, знаешь, сюрприз...

- Сюрприз! Тогда это все-таки ты, - на всякий случай она ткнула в него пальцем.И только убедившись, что перед ней существо из плоти, обхватила руками и принялась целовать. Что-то сообразив, отстранилась, подбежала к подоконнику, глянула вниз, - никаких "лесов" и прочих приспособлений за последние часы не появилось.

- Вас что, в колонии, летать научили? - она помахала изящными кистями рук. И, больше не сдерживаясь, с разбегу запрыгнула на него, так что Мороз едва успел подхватить ее под ноги.

- Марюська! - кружа по кухонке, бормотал счастливый Мороз. - Но, пожалуйста, тише. За дверью могут подслушивать.

- Пошел к черту со своей конспирацией! - она решительно потерлась носиком, обхватила руками голову, провела пальцем по шраму над губой, по вдавленной переносице. - А какой был роскошный греческий профиль!

- Увы! В топ-модели больше не гожусь. - Дурындик ты мой. Главное - вернулся!

- Пока нет.

- Нет?! Боже, Виташа, ты так и не оставил эту затею?

- Но теперь совсем недолго, - смешавшийся Мороз спустил ее на пол, покаянно склонил шею. - Дней пять- семь, не больше. Как только закончу, вернусь. После пяти лет пять дней, согласись, - это не срок.

- Тебя убьют, Виталий. Тебя просто у-бьют! И я не знаю, будет ли мне жалко. Ответь мне только: "Для чего все это?".

Мороз безысходно вздохнул:

- Ты, главное, не волнуйся. К утру выберусь через окно и - исчезну.

- Опять по воздуху?

- На антресолях валялся шпагат.

- Допустим, - юная жена безнадежно покачала головой. - И что же конкретно ты собираешься делать?

- Хочу встретиться с Андреем, - пробормотал он, понимая, что за этим последует.

- Да ты!.. - она поперхнулась возмущением. - Виташечка, родной! Окстись! Он думать о тебе давно забыл. У него другая жизнь. Он же первым тебя и сдаст!- Давай не будем перегибать. Не забывай - это ведь он пробил, чтоб меня отпустили по двум третям. Да и тебя в покое только благодаря ему оставили.

- Конечно. Когда убедились, что я понятия не имею, куда ты эти документы заныкал. Ну, что ты на меня уставился? - Прикидываю, кто из нас старше.

- Ты старше. Но я старее. Мороз, город накануне выборов. И никому, кроме меня, ты живым не нужен. Неужели не понимаешь, что на тебя наверняка объявлена охота? Послушай меня хоть раз в жизни: раз так уперся, давай немедленно извлечем этот треклятый компромат, завтра же отвезем его в Москву и передадим в какую-нибудь газету или на телевидение. И - кончится этот кошмар. ..Что опять лыбишься?

- Думаю о нас. И - боюсь. Пройдет несколько дней, опубликуем материалы. Но что дальше? Ведь ты совсем юная девочка. Чтоб любить тебя, нужно иметь деньги.

- Да ты!..

- Нужно много денег. И не спорь. А я даже не знаю, смогу ли достойно зарабатывать.

- Зато я знаю. У меня два языка, свободно - компьютер. И ты хочешь сказать, что мы не выживем?

- Да я вообще не хочу, чтоб ты выживала!

- И распрекрасно. И не порти мне пожалуйста встречу. Дурашка, что ты комплексуешь? Чего боишься? Трудней, чем те годы, что ждала, мне уже не будет. Понимаешь ли, оболтус?

- Марюся! - Виталик, задыхаясь, утопил ее лицо в ладонях. - Ты только знай. Я для тебя - все готов. Вообще - все! Понимаешь?

- Вот и отлично! - она отскочила, хитренько захлопав в ладоши. - Тогда поехали в редакцию. Да?!

- Да!.. Но после встречи с Андреем. - Предупреждая новый гневный выплеск, осторожно положил палец на задрожавшие губки. - Я должен дать ему шанс!

Боясь пошевелиться, чтобы не разбудить задремавшую юную жену, Виталий лежал в темноте. И потихоньку блуждающая улыбка выветрилась с его лица, уступив место привычной настороженной сосредоточенности. Из головы не выходил отчаянный вскрик истомившейся, уставшей бояться женщины: "Для чего все?!" И ответ, казавшийся все эти годы очевидным, почему-то ускользал.