Эмма Тополь - Катья

Дэвид в коме уже четвертый день, и только сегодня мне удалось впервые проникнуть к нему. Мию в день нашего с ней знакомства к нему не пустили, и я ее с тех пор больше не видела. Несколько раз звонила ей, но телефон не отвечал. Куда она исчезла, я не понимала, но предполагала, что начинающая актрисуля, как я и подозревала, оказалась просто врушкой и решила не иметь к этому делу никакого отношения. Меня это радовало. У Дэвида, когда он очнется, будет еще одно доказательство, что у него есть только я и больше никого.

Валентину удалось узнать, что врачи не уверены, придет Дэвид в себя или нет, так что, даже если я дотронусь до него, закричу или зарыдаю в голос, все равно ничего не произойдет. Он не очнется, не улыбнется мне, не бросит привычное: «Hi Kathryn! What’s up?»

Я подошла к кровати и взяла Дэвида за руку. Она была теплой, но вялой и безжизненной. Я легонько сжала его пальцы и поднесла к губам. Мой бедный мальчик! Последние приключения оказались тебе не под силу. Ты думал, что наркотиками сможешь приглушить боль и страх, виновницей которых была я, но ты перестарался. Вместе со страхом из тебя уходит и жизнь. Если я скажу, что люблю тебя, что страдаю так, как никогда даже не думала, что смогу страдать, – боюсь, это мало тебе поможет. Поверь, единственное, что мне хочется сейчас, это чтобы ты открыл глаза и твоя рука наполнилась снова жизненной силой.

Я живу теперь у Валентина, он все-таки настоял на том, чтобы я поселилась у него, но видимся мы нечасто. Он появляется неожиданно, заботливо расспрашивая о моем настроении, сам говорит о разных пустяках, затем уходит, ссылаясь на дела. А я слоняюсь по его большому пустому дому, купаюсь в океане, сгораю на солнце и плачу.

Когда после встречи с Мией я узнала, что Дэвид все еще без сознания, помчалась тут же к Валентину и безо всякой подготовки выложила ему свой план, который мне казался очень простым и легко исполнимым: выкрасть Дэвида из больницы. Валька долго и натужно смеялся, потом посерьезнел и сказал:

– Катерина, запомни: я с американским законом играю в игры только тогда, когда знаю, что выиграю. Причем это должен быть очень большой выигрыш. А такая ерунда, как спасение положительного имиджа твоего пасынка, чтобы ему легче жилось в будущем, не входит в мой реестр достойных риска побед.

Он задумчиво глядя на меня, сел рядом и тихо сказал:

– Не сходи с ума. Жди. И не пытайся затащить меня в свою трясину. Хочешь гибнуть – делай это сама. Я тебе помогать не буду.

И сколько я ни пыталась ему доказать, что выкрасть Дэвида будет легко и как это поможет мне, Валентин не сдавался. Он снова начинал смеяться и говорил, что я насмотрелась американских детективов и совсем не знаю реальности. В какой-то момент, потеряв терпение, он просто встал и вышел, и я встретилась с ним только на следующий день. Но после нашего разговора за мной постоянно следил кто-то из его ребят.

Дэвид, любовь моя! Я все время думаю о тебе, вспоминаю наши с тобой дни, когда мы до приезда Ларри жили вдвоем! Какое же это было удивительное время! Я не помню в своей жизни более радостных, более светлых и легких дней! Как все это было коротко! И как прекрасно. Вероятно, у каждого должны быть свои пятнадцать минут, а у более везучих – день или два полной безмятежности и абсолютного счастья! Если этого не удалось испытать, то жизнь можно считать неудавшейся.

Дэвид, мое дыхание! Открой глаза, пошевели пальцами, прижми меня к себе, шепни, что соскучился, или капризно сожми губы, оттолкни, обругай – сделай что-нибудь! Я не могу смотреть в твое неподвижное, мертвенно-бледное лицо с запекшимися полуоткрытыми губами! Это больно. Мне почему-то кажется, что если я тебя поцелую, ты обязательно проснешься! И засмеешься, и...

– Мы должны уходить! – тронул меня за плечо один из «мальчиков» Валентина, по кличке Зубатый. – К нему могут прийти.

– Кто? – с трудом отрываясь от Дэвида, машинально спросила я.

– Мы должны идти, – настойчиво повторил он.

Я наклонилась и все-таки поцеловала Дэвида в теплые мягкие губы. Но он оставался неподвижен.

«До следующей встречи, моя любовь, – мысленно сказала я, бросая на него прощальный взгляд. – Я приду к тебе завтра. Я буду здесь каждый день, пока ты не поправишься. А потом мы с тобой продолжим наше так неудачно прервавшееся путешествие!»

– Кто к нему приходит? – повторила я свой вопрос, когда мы вышли из палаты. – Ведь они до сих пор не знают его имени...

Зубатый молча отвел глаза в сторону.