Анатолий Трушкин - О вечном - о любви, о воровстве, о пьянстве...

Мне все равно как, мне главное, чтобы людям было лучше. Скажут: передай власть по наследству, я передам, не посмотрю, что сын родной. Потому что главное сейчас – демократию не спугнуть.

Если ты заработал миллион долларов нечестным путем, тебя могут убить. Вот если ты заработал миллион долларов честным путем! – то тогда тебя... могут убить. Такие деньги! Ты что?!

Но если ты вышел на улицу без миллиона долларов в девять вечера... тебя могут убить. Конечно! Кто так поздно выходит?

Но вот если ты вышел на улицу в середине дня и при тебе нет миллиона долларов... то тебя могут убить. Конечно! Перепутают с кем-нибудь, и всё. Как говорится, Бог дал, Бог взял.

А вот если ты вышел на улицу в середине дня и сразу видно, что ты потомственный нищий, то... тебя могут убить. Конечно! А просто так.

Так что думай сам: сколько тебе заработать, как одеться и во сколько выходить из дому, если ты действительно хочешь жить... в демократической стране.

Посетитель поздоровался с чиновником и секундой дольше, чем требовали приличия, изучающе смотрел ему в глаза.

«Берет или не берет?»

Чиновник замер как бы в охотничьей стойке.

«Даст или не даст?»

Чтобы поощрить посетителя, он сделал порочное лицо.

«Не берет! – решил посетитель. – Вон рожу какую скорчил. Принципиальный, сволочь».

«Не даст», – решил чиновник и отвернулся.

И они разошлись. А могли бы быть взаимно полезными. Глядишь, какая-нибудь искра высеклась бы из этой пользы. А из искры возгорелось бы пламя, вокруг которого люди грелись бы. А так ничего, просто мерзость.

Не понимаем друг друга.

Работать бы как у нас, зарплату бы как у них!

– Вы гений!

– Перестаньте сейчас же!.. Не в этом дело.

А жуликов, каких мало... у нас много.

Антисемитизм. Двое нищих про более удачливого третьего:

– Еврей?

– Евре-ей!

Аттракцион «Американские горки»?.. Что-то вроде наших дорог.

У нас что ни шаг, то исторический поворот. Похоже, мы в лабиринте.

Один за всех, все за одного!.. Обычай такой... у китайцев, у американцев, у нанайцев. Да у всех!

У нас свои обычаи. Дядя Коля когда помер– дай бог каждому, упился на радостях, – только помер, сразу мы выпили с горя. Обычай такой древний. Никто не помнит, почему обязательно надо выпить, все помнят только, что обязательно надо.

Выпили. Тут гроб привозят. Тоже вот обычай – в гробах хоронить. А гроб – это обновка!.. Я не знаю, откуда пошло – обновки обмывать. Купят на рубль, обмоют на сто.

Ну, сидим, обмываем, родственников ждем. Кстати! Жара была за тридцать градусов– дядя Коля даже не протух!

У нас в роду все так. Дядя Федя когда помер... лютой смертью... Он все время один и тот же сон видел: будто в магазине водка кончается и он кое-как успевает последнюю бутылку взять. В тот раз, видать, не успел. Ну и помер во сне лютой смертью. Тетя Клава, жена его, на другой день вышла на балкон (он на балконе спал) – от него несет за версту, «где-то успел с утра, сволочь!». И вот она так выходила месяц!.. то ли два. Видишь, не в мавзолее лежал, а как вечно живой.

Ага! Ну, съехалась вся родня дяди Колина – тронулись на кладбище. Впереди венок двое несут «от жены, от детей» – все по обычаю. Выстроились кто за кем – тронулись. С километр прошли – хоп! – гроб забыли.

Возвращаться нельзя – удачи не будет. Отрядили шесть человек. Через сколько-то бегут они с гробом.

Только тронулись – свадьба навстречу! Кто свадьбе попадется на пути, того останавливают, и он должен выпить за здоровье молодых. Обязательно!

У нас все выпили, даже дядя Коля из гроба поднялся – выпил, а то ни за что не пропустят – обычай такой.

Ага, выпили все – тут кладбище. Жена сразу заголосила: «Заройте меня вместе с ним!» Обычай такой. Но зарывать необязательно. И когда землю стали бросать, она сама побыстрее отошла. А то у нас был случай – хоронили дядю Витю, а зарыли дядю Сашу, он поскользнулся, а все на поминки торопились.

А почему торопились? Другой случай был. Когда дядя Сережа помер в городе в буфете, его – в морг, жене – телеграмму. Жена корову продала, чтобы поминки справить, стол накрыла, поехали все в город за дядей Сережей. А он продышался в морге, вылез через окошко – домой скорее. Прибегает – никого нет, полон стол выпивки, а он три дня не евши, не пивши.