Елена Радова - Сука

подхватывает Мишка.

со стоном подхватываю я.

Я вопросительно смотрю на Генку – мол, продолжай. Он уперто режет колбасу. Ну и ладно, сама – так сама.

Я выхватываю у Романова кухонный нож и картинно ударяю им Мишку.

– Вы какие-то сумасшедшие, – диагностирует мой единственный.

– А ты? – Мишка уже завладел ножом и крутит им у Генкиного лица.

– И я, потому что нам с Олькой с тобой хорошо.

– Это вам друг с другом хорошо, а я – бесплатное приложение. Я везде бесплатное приложение. Старики в Израиль уехали, жену с ребенком перевезли, а я здесь с вами сижу, разговоры разговариваю. В принципе тоже надо собираться.

– Ты серьезно? – спрашиваю.

– Куда уж серьезней. А что мне здесь ловить, Алешина? Я бывший венценосный кавээнщик, им на всю жизнь и останусь. Вот Романов чуточку в студенческие игрушечки поиграл, капельку на гитаре побренчал и за дело. Работает по специальности и дело свое открыл.

– Да кто ж тебе, хрен моржовый, то же самое мешал сделать? – возмущается Генка.

– Мятущаяся душа еврейского народа.

– Положим, ты еврей довольно неординарный для своей национальности. Водку жрешь, как истинно русский.

– О, это мы умеем в совершенстве.

– Вообще-то это огромная редкость.

– О чем вообще речь, друзья мои? А кто его знает, может, там я себя и найду, на исторической-то родине?

– Если ты уедешь, мы с Генкой останемся совсем одни, – грустно отмечаю я.

– Да ладно плакать-то. «Все только начинается!» – как говорили мальчики из «Взгляда».

– Нет, я серьезно, нам будет плохо без тебя, правда, Романов?

– Вам не без меня будет плохо, душа моя, – вдруг резко говорит Мишка.

– Нам вообще будет плохо? – чуя, что он имеет в виду что-то очень для меня жизненно важное, тоскливо спрашиваю я. – Только не ври!

– Все зависит от него, – кивает в сторону Романова Миша. – Ему надо что-то решать. Так дальше невозможно. Я же вижу, как ты мучаешься.

– Во! Класс! – возмущаюсь я. – Здорово, когда от тебя ничего не зависит. Значит, ты считаешь, что все дело в нем? А со мной все ясно?

– Да не обижайся ты на меня, Олюшка. Просто ты сильнее его гораздо.

– Я что – покойник? – раздраженно спрашиваешь ты. – Почему вы разговариваете так, будто меня нет?

– Козел ты, причем молодой еще, прыткий и очень живой козел. Я ж твой друг, кто тебе, кроме меня, всю правду-матку нарежет?

Я внимательно разглядываю дно хрустального бокала, крутя в руках его ножку.

– Пошел ты знаешь куда? – предлагает Генка.

– Да я на дачу поехал, – сообщает Гаминский.

– Ты ведь пьяный, – выхожу я за ним в коридор.

– А когда я за рулем трезвым-то был, ты помнишь?

– Но мне кажется, ты сегодня очень пьяный.

– Солнце мое, я не пьяный, я просто печальный. Мне тебя жалко. Хочешь, я тебя домой заброшу? Или поедем на дачу съездим, это ненадолго, мне только с покупателем встретиться.

– Ты дачу продаешь?

– А зачем она мне? Я бы вам подарил, но только вам, не ему, чтобы там Галька расхаживала.

– Ольга никуда с тобой не поедет, – распоряжаешься по-хозяйски ты.

– Почему ты за меня решаешь?

– Прости.

Миша ждет, что я скажу.

– Я не поеду.

– Хозяйка – барыня. Королева и в рубище королева, – изрекает Гаминский, захлопывая дверь.

Настроение безнадежно испорчено.

Мы возвращаемся на кухню. Романов наливает себе водки, садится на стул. Я отодвигаю рукой тарелки, сажусь на стол, ничего себе не наливаю, обхватываю руками его-мою любимую голову.

– Что, если он прав?

– Лёлька! Мы все равно будем вместе!

– Когда? – обреченно спрашиваю я. – На том свете? Мне так не нужно. Романов, сколько нам осталось, я уже старая.

– Ой, я вас умоляю. Ты сейчас красивей, чем раньше, когда мы встретились. И ты становишься красивей год от года. Время играет на тебя.

– Понятно, в отличие от всех остальных я не старею, а молодею. Ген, это смешно. Когда я стану старухой и буду ходить с клюкой, красота моя достигнет апогея.