Елена Радова - Сука

В эти ненавистные для всех жильцов нашего дома дни мы плотно занавешиваем шторы, включаем кондиционер, ставим на плиту ведра с водой. Потом Генка переносит их в ванную, и мы купаемся, поливая друг друга из ковшика.

В этой нашей доморощенной бане с такими длительными приготовлениями есть что-то совсем из другой жизни, в которой мы никогда не были. В заботе друг о друге, деловитом хождении нагишом из кухни в ванную, снимании забытых украшений, их укладке на полочке, когда это делают мужские руки, столько смутного ощущения давнего родства, что дух перехватывает.

А потом он моет голову, потому что «я не могу с тобой с грязной головой». «Будто все остальное время можно», – смеюсь я. На самом деле она совсем чистая, это ритуал такой, когда воды нет. Поливая ему из ковшика, я мелко-мелко целую ему спину, на которой знаю каждую родинку. При этом он несколько раз коротко оглядывается на меня какими-то удивленно-грустными глазами. Из них на меня потоком идет любовь. Я вся – в любви, вся – в нежности, ими укутанная, зачем-то сверху надеваю свой махровый халат и подаю ему – его.

Наше «банное время» я всегда предваряю фразой Наполеона, обращающегося к своей Жозефине перед очередным свиданием: «Умоляю тебя, не мойся». Бонапарт из меня никакой, объединяет нас лишь то, что я, как и он, неистово люблю запах самого близкого мне на этой земле человека.

Иногда мы любим друг друга так долго и так нежно, что потом невозможно подняться – нет сил.

Иногда мы ссоримся. По пустякам. Но это бывает так редко.

Иногда к нам в гости приходит его друг Мишка Гаминский. Мы сидим на кухне, и я слушаю Генкины славословия в свою честь. Миша всегда приходит с полной сумкой продуктов, потому что у нас вечно нечего есть. Мишка говорит так, что не поймешь, когда он шутит, а когда – нет.

– Что ты в Романове нашла? – спрашивает он, когда Генка уходит в магазин пополнять наши запасы спиртного. – Тебе нужен я. Он не способен тебя оценить.

Я смеюсь, качаю головой:

– Я его люблю.

– Но толку не будет.

– Какой может быть толк от любви?

– Дети.

– Они у нас уже есть.

– Это не ваши дети. От такой любви должен быть общий ребенок, а вы не хотите.

– Миша, ты с ума сошел, сколько нам лет! Этот ребенок по возрасту будет нашим внуком. Мы не успеем его воспитать.

– Я его воспитаю. Вы только родите. От такой любви должны быть дети. Я его в Израиль увезу.

– Что за чушь! У тебя же там первая жена с сыном.

– Господи, Оля, при чем здесь это?

– Положим, ни при чем. Просто ты говоришь глупости. Если б даже и родили, с какой стати нам отдавать его тебе?

– Но вы хоть когда-нибудь думали об этом?

– Генодокс, мы думали о ребенке? – спрашиваю я.

– ???

– Романов, Мишка просит, чтобы мы ребенка ему родили.

– А больше он ничего не просит?

– Я серьезно, я не шучу, – снова возникает Мишка.

– А если серьезно, то какого ж рожна ты стрелял у меня на прошлой неделе полштуки рублей на аборт своей очередной любовнице? Рожали бы.

– Сравнил говно с лопатой. Я ж ее не люблю. Хотя что с вами говорить о каком-то ребенке – вы сами как дети, только сорокалетние.

– Миш, а как ее зовут? – спрашиваю я.

– Отстань, я не помню, – выкручивается Мишка.

– А она красивая? Молодая? – не унимаюсь я.

– Не знаю, красивая, наверное. Но я ее не люблю. Она молодая, красивая и очень глупая.

– Как тебе повезло! – влезает в наш разговор Генка.

– В чем же?

– Да столько достоинств в одной женщине.

– Главное из них для тебя, конечно, третье.

– Я ж не ты, – с усмешкой отвечает он.

– Хрен ты меня знаешь тогда, – замечает Гаминский.

– Мишка, а что ты не женишься опять? – спрашиваю я.

– На ком? Ну покажи мне такую, как ты.

– Так ты в меня влюблен?

– А ты?

– Я великолепно к тебе отношусь.

– Ты и не представляешь себе, почему я тебя люблю.

– Интересно...

– Помнишь фильм французский, достаточно старый. Он назывался «Старое ружье», с Роми Шнайдер в главной роли. Там один мужик у нее спрашивает: «Чем вы занимаетесь?», имея в виду где она работает. А она отвечает – с такой обворожительно-спокойной улыбкой, за которую полцарства, мне кажется, раньше отдавали. Она отвечает: «Я? Я просто живу...» И все! Этим все сказано. А ты, Алешина, – такая же.

Я аж краснею от удовольствия.

– Что вы тут устраиваете? – возмущается Романов. – Я вообще-то здесь тоже присутствую. Вы совсем обнаглели. Гаминский, тебе самое время сунуть в морду, и прекрати подливать Ольге шампанское, она им водку запивает. Механически или сознательно, не знаю. Как вы схлестываетесь, так пьете как сумасшедшие, я весь следующий день отойти не могу.