Елена Радова - Сука

Я смотрю на мой домашний, пока еще красиво одетый блистательный тополь и думаю, что очень хорошо отношусь к Катаняну, даже довольно тепло и нежно к нему отношусь, но почему я именно сегодня должна сидеть и слушать его пьяные бредни, в его воспаленном мозге генерирующие как шутки.

А потом я прошу его уйти домой, он довольно тихо соглашается, резко протягивает мне руку, я ему свою – ответную. А он бьет меня по ней с размаху, я обижаюсь от такого хамства и голосом, в котором стоят слезы – наигранные, – потому что я хочу, чтобы он быстрее ушел, говорю, что больше руки я ему не подам, после чего он громогласно заявляет, что ноги его в этом доме больше не будет.

Поговорили... Руки-ноги.

Вчера прочитала в газете про очистители для туалета. Женщина обижается: после использования одного из них у нее сползла кожа с рук. И только потом она заметила на этикеточке значок, скромный такой: «X», и посмотрела в инструкции, что работать нужно было только в перчатках.

У меня такое ощущение, что на мне в области сердца стоит такой же значок. Какая метафора ожившая: я – в качестве очистителя для туалета, туалет – все то, что меня окружает.

Да, уж от скромности я точно не умру. Уйма амбиций. Только в «Известиях-экспертизе» написано дальше, что это чистящее средство, на которое незадачливая чистоплотная женщина так обиделась, содержит в своем составе в числе других – канцерогенные вещества.

Что, скушала, Олечка? Значит, что-то в тебе не так, если при соприкосновении ты наносишь повреждения. Слишком сильное средство, неприятное, как все, что слишком... Господи, откуда такое пристальное внимание к собственной персоне? От отсутствия внимания других, что ли? Да вроде нет, не обижена.

Завтра поднимусь, надушусь-накрашусь, стану настоящей бизнес-леди, выйду из подъезда, сяду в машину с персональным шофером Сашей. Поеду на работу, буду руководить. И никто не узнает о том, как вчера я в очередной многотысячный раз занималась самопрепарированием. Вообще-то если б узнали, то поняли и пожалели.

Но зачем? Сама себя расчленю – сама себя и пожалею. Кто ж меня лучше всех знает, как не я сама. Опротивевшая себе, осточертевшая, нудная, но – своя. Как говорил в незабвенные студенческие времена наш куратор А.Т. Иванов, теперь просто стареющий, тонущий в своем невостребованном интеллектуализме одинокий человек: «Ирония плюс самоирония дают ноль в результате»...

...Так с чего я хотела начать? Ведь не с Катаняна же и очистителя...

...Да, с того убийственного лета. Все это оттого, что голова моя забита всякой чепухой, такой ерундой, о которой перед смертью-то и вспомнить будет смешно. Вот тогда и улыбнусь.

Шины отечественные и импортные, диски, в том числе титановые, аккумуляторы, тормозные колодки и всякая другая автомобильная дрянь – все это надо продать, а перед этим – купить. Схема проста и отработана: фирме не первый год. И только раз мы сильнейшим образом пошатнулись – по моей, кстати, вине. Но выкарабкались, хоть и с немалым трудом. И сейчас, как и прежде, дела у нас идут неплохо, а использовать другое, более показательное определение не хочется мне по причине: как бы не сглазить. Люди получают хорошую зарплату, мальчики-продавцы исправно кормят свои, а некоторые – и чужие в придачу семьи, все довольны, часто смеются.

А я, проснувшись ночью – рядом похрапывающий Алешин, – думаю уже не о своей печальной личной жизни («Жизнь была, а на фига?») и не о своей горькой судьбе (тем более что она у меня не настолько горькая). Я думаю о том, что все закончилось, я выстояла. А победила ли? Даже если считать так, то это абсолютно ничто в сравнении с тем, что на сегодняшний день я полностью разрушена внутренне.

Депрессуха прет на меня неукротимым танком, перед ним – я в жалком и неприспособленном окопе, у меня и каски-то нет, вообще я вся какая-то голая, голая стареющая баба, взглянув на которую и не подумаешь, что когда-то в один и тот же вечер у нее были назначены встречи с тремя поклонниками. Один ждал ее у парка, другой – через час у арки ее дома, третий – еще через тридцать минут у подъезда.

Он – величайший книгочей и жизневед – в тот день сказал мне страшное, видимо, обчитавшись Льва Толстого и все поняв по моим взбудораженным глазам и обрывистой речи (я вообще-то просто устала и не рассчитала своих сил: третий в тот день был явно лишним).

Он был умен и очень в меня влюблен в то время – вовсю гремела весна, пятый курс, всех буквально несло – не по течению (ах, «когда б не смутные влеченья чего-то жаждущей души...»), а куда-то в омут. Он сказал мне: «Знаешь, если я люблю девушку, а она меня не любит, она должна умереть». «Господи, – я изобразила испуг, – прости, но я просто не в состоянии слушать твои садистские бредни».