Татьяна Соломатина - Больное сердце (сборник)

А тряпки стоят в Америке гроши, если ты, конечно, не «статусный человек» и тебе ни-ни-ни, чтобы засветиться на распродаже, где доллары превращаются и вовсе в центы. Сонечка совершенно не статусный человек в США. Она всего лишь скромная стажерка не пойми в чем, зато под эгидой ООН. «Полагаю, Организации Объединенных Наций абсолютно все равно, где и за сколько я одеваюсь», – думает Сонечка и заходит в огромный магазин и часа через полтора, потратив на все про все сотню долларов, выходит полностью переодетой. Пакет с любимой курточкой за двести евро и римские штаны за примерно столько же она прижимает к себе и дает себе триста тридцать третью клятву не жрать этот бесконечный синтетический «ожирин».

– А ты занимайся спортом! – посоветовала Соне слоноподобная постдок Гарвардской медицинской школы, с которой они вместе отобедали в студенческой столовке (два ведра еды за пять долларов), и, гордо отрыгнув, проколыхала в сторону бесплатного спортзала. Вот он, прямо тут, за огромной стеклянной стеной, – вся жизнь на виду. Соня завороженно следила за тем, как ее товарка минут десять лениво вертела педали велотренажера. Все в той же зеленой пижаме, в которой сегодня она была в клинике, ела в столовке и, вероятно, в клинику в ней и вернется.

Сонечка вернулась в огромный универсальный магазин в самом центре бостонского даун-тауна и прикупила себе еще и спортивный костюм. За десять долларов.

Хотя, конечно, не все распродажи одинаково копеечны. Ну, так это смотря что и для чего покупать!

Временами Сонечка испытывала приступы бессонницы.

Если Валера слышал, что Соня не спит, – а звукопроводимость «среднедоходной» американской индивидуальной недвижимости, возведенной по каркасной технологии, потрясающая, – он считал своим долгом развлекать гостью. Он приглашал Соню в гостиную для просмотра фильма и прослушивания музыки. Особенно идиотским становилось ее положение, когда гостеприимный хозяин засыпал, спустя пять минут после старта диска.

Соня в такие дни выскальзывала из дому часов в пять утра, доведя до совершенства разработанную еще в ранней юности методу бесшумных сборов, и бродила по городу. Она не выбирала маршруты, сверяясь с топографической картой местности, – не в пустыне ведь. Если часам к восьми она оказывалась у какой-нибудь станции трамвая-метро, то к месту службы не опаздывала. Впрочем, режим у нее был достаточно вольный, так что опасения на предмет КРУ [16]отсутствовали.

Стороннему наблюдателю – вздумай кто за Соней следить – ее передвижения показались бы хаотичными. Но такова была ее система познания. И не только местности. Соня могла долго идти пешком, рассматривая все вокруг. Затем проехать одну-две остановки. Или больше. Выйти на совершенно незнакомой станции. Побрести в неведомую сторону. Вернуться. Или очутиться на следующей. Бостон куда как камернее Москвы, Нью-Йорка или Лондона. Кроме случая недоброжелательного к ней отношения афроамериканцев из Квинси, добропорядочная столица Новой Англии ни разу не подвела Соню. Курящие и некурящие прохожие были донельзя дружелюбны. Упитанные продавцы круглосуточных магазинов – разговорчивы и любезны. Непонятно куда рулящие в семь a.m. в японских внедорожниках старушки безрассудно останавливались возле праздношатающейся Сони и не только рассказывали, куда и как пройти, но и успевали выяснить, откуда она и из «чьих будет». Довольно часто в утреннем трамвае Бруклайна Соня встречала пассажиров с русско-английскими разговорниками и даже познакомилась с той самой львовянкой. Трамвай резко дернулся, и уснувшая было девица, стукнувшись лбом о поручень, сказала родное каждому носителю русского языка короткое словосочетание «про твою маму». Соня, радостно помахав рукой, воскликнула от переполнивших ее патриотизма и гордости за великий, могучий и емкий:

– Привет! – Хотя чего-чего, а вот панибратства добрый, но несколько чопорный Бостон не приемлет. Однако девушка в ответ засияла, как новенький медный таз, и они даже выпили вместе кофе в каком-то заведении. Естественно, курить там было нельзя, и девушки хохотали на улице под сигарету, вызывая своей громкой русской речью лучезарные улыбки у множества понимающих нашу дурь прохожих.

Соня привыкла к запахам и звукам. Пила дешевый скверный кофе под дорогущие американские сигареты (четыре доллара пачка!). Полюбила сидеть на Парк-стрит. Утренний Бостон был неизменно свеж и радостен, как и любой утренний город.