Яна Лапутина - Игра в гейшу. Peek-a-boo

– Конечно, конечно... – завела было снова Танька и вдруг рассмеялась: – Ну что я, как эта... гимназистка с презервативом... садитесь, Сати. Будьте как дома. И не надо меня по отчеству. Пожалуйста.

– С удовольствием, – улыбнулась Сати. – Я с собой вместо обязательного для таких случаев пистолета захватила бутылочку редкого супертосканского Vigorello от San Felice. Оно в противовес Сассикай, ты конечно же в курсе, было создано только из санджовезе и никогда не смешивалось с каберне совиньоном. У тебя есть пробник?

– Конечно, конечно... – расхохоталась Танька. – Вот ведь, прилипнет к языку... – она легко и быстро откупорила тяжелую темную бутылку. – А разливать тебе... – протянула она Vigorello Сати.

Сати, как истинный сомелье, плеснула в свой бокал совсем немного вина, раскрутила его и вдохнула бездонный аромат – все как надо... Она пригубила вино и только после этого наполовину наполнила бокал Таньке. – Теперь себе... Таня, милая, знаете за что? – Она подняла бокал. – За вас и за Артура. Вы принесли радость ему, и я не могу, не вправе не порадоваться этому. За вас, Танечка, за вашу милую, ласковую красоту.

Танька выслушала все это, не мигая. Перед ней сидела уверенная в своей доброте и как бы лучащаяся этой добротой прекрасная женщина. Танька почувствовала прилив тепла, ответно захватывающей нежности, подступившей к ее горлу, а потом глазам.

Они коснулись тонкими стенками бокалов и, дослушав хрустальный распев, сделали по глотку. Танька заплакала.

– Простите меня, Сати... Я ведь сначала... не знала... про вас, про тебя... Артур так ухаживал... Ты знаешь, мне почему-то вообще везет на женатых... – сказала Танька, улыбнувшись сквозь слезы. – Прямо непруха какая-то... на них же не написано. А они...

Сати протянула к ней свою узкую ладонь и положила ее на Танькину руку:

– Ты разве не знаешь, что донжуаны и донкихоты разнообразны до бесконечности?

– Теперь вот начинаю понимать.

– Артурчик не может не увлекаться. Его любовные эмоции вроде своеобразной валюты его мозга. И он – расточителен. Щедр.

Танька взглянула на свою руку, где на безымянном пальце искрился Graff. Сати отследила это и мягко, очень-очень по-дружески, спросила:

– Его подарок?

Танька виновато кивнула:

– Хотите, возьмите... – она начала стягивать кольцо. – Мне стыдно.

– Нет-нет, Танюша... – остановила ее Сати. – Вот это вы зря. Человек, который думает только о том, что он уже сделал, и не умеющий думать о том, что он делает, вроде мелодии, отстающей от аккомпанемента. Не знали?

– Ты занимаешься музыкой?

– Да, концертмейстер.

– Здорово. Я обожаю фортепьянную музыку. Когда мы жили в Дамаске, мама брала мне уроки игры... Не возьмете? – Танька провернула кольцо на пальце.

– Нет. Это твое. Понимаешь? А мне чужого не надо.

– И вы... меня?..

– Нет, Танечка. Нет. Я ничего не имею против тебя. Пушинку же нельзя подбросить...

– Почему?

– У нее нет веса для этого.

– Не понимаю...

Сати посмотрела на Таньку и улыбнулась:

– Легкость Артуровых увлечений вроде той пушинки. Они для него невесомы. Сдул и все. Давай, Танечка, еще по глотку вина и – провожайте меня. Я так рада была с тобой познакомиться. У Артура прекрасный вкус.

Танька проводила Сати до выхода из «фермы» и долго стояла в тамбуре между входными дверями. Она знала, что сейчас, вернувшись в номер, наберет Артура и выдаст ему категорическую, беспрекословную отставку.

Сати помахала Таньке рукой и села в машину. За руль. Танька, естественно, не могла слышать, как Сати, рассмеявшись, сказала, включая зажигание:

– Какие же они одинаковые... Господи... – Она представила себе, как Танька, вернувшись в номер, рассчитывается сейчас с Артурчиком по мобильному. И еще она подумала, что вот уже в третий раз исполняет одну и ту же роль. Каждая ее беременность сопровождалась очередной любовной интрижкой мужа. И Сати, таким образом, мастерски отточила роль женули-добрячки. Трижды купив разыгранное, как по нотам, доверие к себе и, в результате, освобождение от очередной лохушки.

Сати знала себя.

Знала, что умеет таить в себе под толстым-толстым слоем шоколада.

Это, скрываемое от всех, она еще никогда не вытаскивала на свет. Может быть, этого не потребуется никогда.

– Дай-то бог, – сказала вслух Сати, съезжая с Рублевки. – Господь троицу любит.

На этот раз Леша позвонил Машке из Красноярска.

– Как ты? – спросил он.

– Скучаю, – сказала Машка.

– Не надо, – ласково сказал Леша. – Я о тебе думаю. Тут по новостям передали, что ты за какого-то хирурга замуж выходишь. Когда свадьба?