Ирина Лобановская - Искушение

Вчера утром Вера бросилась к Кате с криком:

- Нелька, сволочь, отравила Зою! Мужика не поделили! А все ты виновата! Ты привела к нам в школу на мою голову этих двух англичанок! Подружек неразлучных! Сын тебя просил! А теперь нам что делать?

Катя растерялась.

- Ты что?.. Как... отравила?.. Не может быть...

Но все оказалось правдой.

Испуганные лица учителей, странная тишина в учительской, детям постарались ничего не сказать, да ведь все равно вызнают...

А потом ночью этот сон...

Переводные картинки... Как далеко оно осталось, Катино детство...

В младших классах ее всегда страшил крикливый физкультурник, который на деток плевал и орал на них так, что шведская стенка вполне могла рухнуть на пол от страха и вибрации. Грубил он изощренно и со знанием дела:

- Малютин, негодяй, ты зачем на баскетбольный щиток залез? Ты не дело задумал. Упадешь оттуда, разобьешься - из тебя кишки полезут, и я, физкультурник, скончаюсь от инфаркта! Да еще за гроб платить нечем! Твоим предкам раскошелиться придется.

Когда Катя прошла младшие классы, родители деловито у нее поинтересовались целью жизни, чтобы знать, куда дочь направить дальше уже всерьез. К естественным или гуманитарным наукам ее тянет больше. Катю спросили:

- Какие предметы в школе тебе нравятся больше?

Она четко и честно ответила:

- Русский язык, литература и история!

После этого ее тотчас отдали в математическую школу.

Детская любовь к родителям - это всего-навсего привязанность к людям, которых совершенно не знаешь и не понимаешь. С возрастом все меняется. Совсем неблизкие близкие...

- Школа эта твоя паршивая! Как тебе не надоест?! И что ты там все без конца изобретаешь, Макаренко? Тебя просто выгонят оттуда под жэ коленом? Вот увидишь! Выгонят!

Катя молча сжималась.

Нельзя объяснить, что именно школа отвлекает ее от болезней, что там ей - пусть это странно - становится легче. Что с детьми ей общаться намного проще, чем со взрослыми.

И у нее сейчас все неплохо. Если так можно охарактеризовать ситуацию. Настроение поганое, несмотря ни на что. Сын вырос, радоваться надо, но она уже не в силах заставлять себя улыбаться. А так больше ничего. Ничего интересного. Жизнь словно остановилась - стоишь в листе ожидания. Вот поедем куда-то, вот сделаем что-то, вот тогда... И это тогда - вроде как никогда. А что сегодня? Сегодня дотянуть бы до вечера, и в койку. Десять часов вечера - ее любимое время. Потому что день прошел, и пора спать.

Ищешь хорошее, как кролика в цилиндре фокусника. Кролик, ау, ты где? Нет его, хорошего...

Хотя это у многих. Почти у всех. У тех, кто не справился с этой жизнью, не сумел ее осознать и принять, как должно, а необдуманно решил, что морской берег, где ждала принца юная Ассоль, - наилучшее место существования.

Ладно, не надо загружать, забивать себя тоской. Ничто в целом свете не может нас подкосить, а вот сами мы себя бьем очень больно - страдаем по прошедшему и слишком часто думаем о прошлом. Кажется, очень немногие живут сегодняшним днем - большинство намерено жить позднее. Но пока мы откладываем жизнь на завтра и послезавтра, она незаметно проходит. Истина давняя. Подруги толковали про другие жизни... Да это глупость! Зачем они нам, если мы с одной, Богом даденной, толком справиться не умеем!

Потом время словно разорвалось, расслоилось, рассыпалось, показалось непоследовательным - маленький сын совершенно непохож на сына взрослого. Неужели это тот самый, который не спал ночами, вопил и ревел, не желал расставаться с коляской - ленился ходить, который обожал мягкие игрушки, не любил темноты и скупо общался с другими детишками?..

Катя стирала его обожаемых мохнатых зайцев и собак, развешивала сушить и приговаривала:

- За ушко да на солнышко!

Почему люди так привязаны к этой расхожей истине, что время летит, а жизнь проходит, как один день? Никуда оно не летит, и жизнь идет себе размеренно и неторопливо, как ей и положено. И ее события - ах, это было словно вчера! - были не вчера вовсе, а давным-давно. Оглянешься - сколько лет прошло... И столько всего случилось... Река жизни принесла, прибила...

Получить алименты в суде... Да это ведь невозможно! Ах, ваш муж - творческий человек, член Союза художников? Да вы что! Как мы с него получим деньги? Его гонорары сначала еще надо найти. Вы беретесь их отыскать? Ах, нет?! И мы тоже - нет. Это нереально. Чего же вы от нас хотите? Судебный пристав не может...

И Катя махнула рукой на алименты.

Она всегда очень плохо знала живопись и не любила ее, редко бывала в музеях и на выставках, хотя муж был художником. Впрочем, наверное, именно потому, что он был художником, Катя так плохо и знала живопись...