Дзюнпэй Гомикава - Условия человеческого существования

— Признай, Ван, что японцы тоже не все одинаковы, — сказал Кадзи напоследок. — В общем превращение нашего рудника в безопасное для вас убежище зависит от вас самих. Вот все, что я хотел сказать.

Кадзи повернулся и зашагал прочь. Окидзима потоптался на месте, будто хотел что-то добавить, но только окинул всех пятерых грозным взглядом и поспешил за Кадзи.

— Нельзя ли получить бумагу и карандаш? — это крикнул Ван.

— Это еще зачем? — рявкнул Окидзима. — Записывать шпионские сведения?

Ван и Кадзи усмехнулись одновременно.

— Нет, — заверил его Ван. — Хочу кое-что записать. Отчитаюсь в бумаге до последнего листка.

— Хорошо, принесу, — пообещал Кадзи.

Они вышли за ворота. Несколько шагов шли молча.

— Ну?

— Возможно, побегут, — сухо ответил Кадзи.

Если они совсем идиоты, — хотелось ему добавить. Должны же они понять, что безопаснее всего оставаться здесь. Не вечно же будет продолжаться война. Они получат свободу. А может быть, еще и как победители…

Но он вспомнил Чена.

— Побегут, их не удержишь. Они жили дома, ушли оттуда не по доброй воле.

— Ты в самом деле не будешь доносить жандармерии? — озабоченно спросил Окидзима.

— Напишу, конечно. Я не герой, к сожалению.

Недолго наслаждалась счастьем мать Чена — всего три недели. Впервые за всю свою жизнь три недели подряд, утром и вечером, она ела пампушки из белой муки. Хотя Чен предупредил ее, что он будет получать муку всего месяц, она не могла удержаться и не похвастаться перед соседками, какой у нее сын. «А все потому, что я его воспитала!» — не забывала добавить она с гордостью. Это забытое чувство напоминало ей о счастье, испытанном в юности, когда она разыскала здесь, вдалеке от родного Шаньдуна, своего жениха. Давно уже стерла горькая жизнь воспоминания о тех днях… Но вот теперь пышные пампушки из белой муки воскресили надежды на жизнь, которой можно не стыдиться. Они были для нее символом успехов, достигнутых в жизни ее сыном. О, она еще съездит на родину, в Шаньдун, и поведает изумленным односельчанам о своем счастье в Маньчжурии.

Но пампушечному счастью пришел конец. На двадцать второй день Чен вернулся домой унылый, с пустыми руками.

— Нет больше. Кончилось, — сказал он.

Она даже привстала.

— Это что за глупости! В складах, рассказывают, горы мешков с мукой.

— Я же с самого начала сказал вам, — раздраженно ответил Чен, — что мука будет месяц, только месяц.

— Месяц не кончился. Двадцать второй день пошел…

Чен молча повернулся и вышел. В поселке у лавочника купил две пампушки. Вылетело пол иены, треть дневного заработка. Вернувшись домой, Чен принялся разводить огонь в очаге. Матушке недолго осталось жить. Он будет покупать ей пампушки еще неделю.

Но неделя прошла, деньги кончились. Чен объявил матери:

— Завтра пампушек не будет.

Мать ничего не сказала. Только на землистом лбу вздулась вена.

Гаолян и соевые жмыхи она теперь есть не могла. Два дня Чен крепился, глядя, как мать голодает. А она, как только сын появлялся, принималась плакать и стонать, что ее хотят сжить со света.

Чен подумал, что ей и вправду лучше умереть. Ради чего она живет? Чтобы съездить в свой Шаньдун и побахвалиться сытой и довольной жизнью?

Молчание сына испугало старуху. Она перестала попрекать его. Теперь она упрашивала его хотя бы раз в три дня приносить ей пампушки, от которых так приятно во рту и в горле. Она просит прощенья, она виновата, что кричала на него… Ведь ей так мало осталось жить!

Чен поглядел на жестяную коробку, стоявшую у изголовья кровати. Это была их копилка. Дрожа над каждой монетой, мать складывала туда все сверхурочные Чена.

Проследив его взгляд, мать схватила коробку и прижала к груди.

— Нет! Не дам! Только не отсюда! Как ты можешь? Я поеду в Шаньдун на эти деньги. Я скоро умру, на гроб нужно. Я не буду, не буду больше просить пампушек, только не бери эти деньги!

С этого дня она ни разу не вспомнила о белой муке. Со слезами на глазах, давясь, глотала похлебку из гаоляна и сои. И каждый день Чен мучился, кормя мать. Когда она визгливо бранилась, ему было легче. Скоро у нее начались рвоты. Но она безропотно продолжала хлебать это варево.

Лекарство, которое прописал врач из амбулатории, ей не помогало. Чен хотел было обратиться к Кадзи, но не решался. Ответ можно было предвидеть. Кадзи, конечно, не выдаст муку одному Чену. Он вытащит из кармана деньги и скажет: «Вот, купи на них муки». Так будет во второй и в третий раз. Но наступит день, когда Кадзи скажет: «Мне денег не жаль, но не хотелось бы думать, что молодой Чен попрошайка».