Дзюнпэй Гомикава - Условия человеческого существования

— Вы забываете, что вы пленный, — резко сказал командир. — Вы знаете, что грозит пленному, если он подбивает людей на бунт?

Может, извиниться? Сказать, что поступил легкомысленно? Если бы он знал русский язык, он непременно сказал бы это. Но объясняться с Минагавой ему было противно.

— Нет, не знаю…

Минагава повернулся к Кадзи.

— Я попросил на первый раз простить тебя, но смотри, чтоб больше этого не повторялось!

Офицер еще что-то сказал Минагаве и усмехнулся. Минагава закивая головой и рассмеялся.

— Командир говорит, — сказал он, — что фашистские самураи еще живы, а с ними необходимо решительно покончить. Это он говорит о тебе!

Кадзи эти слова ударили как хлыстом. Все закружилось у него перед глазами.

Офицер с Минагавой пошел вперед. Белобрысый солдат, что накануне задержал его с травой, выкрикнул какое-то ругательство. Колонна снова двинулась. Кадзи встал в ряд. Наклонившись к нему, Тэрада сказал:

— Вы меня простите, я постараюсь больше не падать.

А в ушах Кадзи все звучали слова Минагавы.

Фашистский самурай! Это он, Кадзи, самурай? Но почему все молчали? Сволочи! Готовы продать товарища! Ладно, это будет ему уроком. Теперь он будет действовать в одиночку. Но что он может сделать.

— А мило сказано — фашистский самурай! — Это сказал Кира, оказавшийся в их ряду.

— Заткнись, — отрубил Кадзи.

Огромный ангар — это и есть лагерь для военнопленных. Пол устлан рисовой соломой, но даже в хлеву ее стелят больше. И все же люди ей радовались. И крыша есть и стены, а самое главное — это не Сибирь. Недалеко расположен бывший целлюлозный завод, и пленным, вероятно, придется его демонтировать. Когда они окончат эту работу, их, может быть, и отправят в Сибирь. Но пока они в Маньчжурии. Может, тем временем состоятся японо-советские переговоры. Как хочется, чтобы это было так, ведь людям очень тяжело расставаться с надеждой.

Паек был скудный: миска гаоляна. Иногда ломоть черного хлеба. На неделю чайная ложка соли и столько же сахара. Изредка давали по горстке махорки. Вот и все. Со снабжением, видно, дело обстояло плохо. Почти все пленные злились, но ворчи не ворчи — злостью желудок не наполнить. И тогда стали тащить все, что можно.

Работали по двенадцать часов, но работа была не тяжелая, да и улизнуть от работы было не так уж трудно. Демонтаж завода происходил неорганизованно.

Укрывшись от глаз конвоиров, пленные часами грелись на солнышке, и это объяснялось вовсе не тем, что бывшие «императорские воины» не хотели работать на Советский Союз. Люди просто плохо питались и совсем обессилели. Но кое-кого лагерное начальство подкармливало.

В основном подкармливали офицеров и унтер-офицеров, от них ждали помощи в руководстве пленными. Пленных офицеров было всего человек пятнадцать, унтер-офицеров — около семидесяти. Самым старшим среди офицеров был майор Ногэ. Он и распоряжался всеми пленными, получая инструкции от белобрового русского лейтенанта. Таким образом, лагерь стал приобретать черты некой военной организации.

Кадзи хмурился — опять возрождается проклятая японская армия.

Как-то на собрании пленных Ногэ сказал:

— С этого дня мне поручено руководство всеми работами по демонтажу. Нам всем пришлось испить горечь поражения, но помните: родина не погибла. Придет время, когда мы ступим на родную землю. Так что мужественно сносите все лишения и старайтесь сохранить здоровье, чтобы приблизить день возрождения родины.

Пленные слушали, затаив дыхание. Горечь поражения они узнали на собственной шкуре. Но как они могут «приблизить день возрождения родины» — этого никто не знал. Однако слова Ногэ о том, что придет время и они «ступят на родную землю», видно, всем были по душе.

Потом Ногэ обрушился на пленных за их увиливание от работы.

— Все здесь распустились, обленились, а каков результат? Русские нас будут презирать! А ведь презрение для японца хуже смерти. Так вот теперь господа унтер-офицеры будут следить за работой солдат. Надо добиться доверия русских, и тогда я смогу разговаривать об улучшении условий для всех. А вы, господа унтер-офицеры, должны помнить, что являетесь нашей опорой везде и всегда. Понятно? Мы должны приложить все силы, чтобы добиться уважения со стороны русских. Возвращение на родину зависит от нашего усердия!..

И унтер-офицеры начали действовать. Однако уговорить солдат было трудно. Им на все было наплевать. А тут еще согласно какому-то международному соглашению офицеры питались сравнительно хорошо и ничего не делали. Это солдатам не нравилось. И хотя унтер-офицеры из кожи лезли вон, чтобы солдаты работали с огоньком, ничего у них не получалось.