Тони Джордан - Плюс один

– Мама с папой так много работали, чтобы купить это место – хороший дом в приличном районе. Им так хотелось, чтобы их дети росли в лучших условиях, чем они сами. Позади дома была крутая лестница. Щенок был совсем маленький. В одиночку ему было не спуститься. Мама всё время повторяла: «Когда выходишь с черного хода, обязательно запирай дверь, чтобы щенок не скатился с лестницы».

– О боже, – шепчет Шеймус.

– Однажды я забыла. Щенок упал. – Смотрю в небо – одно мгновение в безмолвной мольбе, – но кажется, он не замечает. – Он умер.

– Бедняжка. Ты, наверное, чуть с ума не сошла.

Бедняжка. Да расскажи ты ему. Расскажи, как всё было.

Глазами измеряю амплитуду движения качелей, когда те выписывают арку навстречу его рукам. Я чувствую, как он чуть отодвигается назад, прежде чем наклониться к качелям и толкнуть их вперед. Представляю, как он стоит, широко расставив ноги и выставив левую немного вперед. Если он шагнет чуть в сторону или толкнет чуть сильнее, чтобы качели взлетели выше, значит, он засомневался, и я его потеряю. Приглядываюсь к изменениям в амплитуде, но она остается прежней. Вверх-вниз, точно мы обсуждаем, не пойдет ли завтра дождь.

– Он скатился с лестницы и ударился головой. Не успел даже пискнуть – смерть наступила мгновенно. Он лежал у подножия лестницы, и казалось, что он спит. Но хуже всего было то, что, глядя на него, как он лежит мертвым там, внизу, я думала только о себе. Я думала о том, что мои родители больше не будут мной гордиться.

– Как его звали?

– Расти, – отвечаю я. – Его звали Расти.

Ну всё. Больше я не осилю. Это всё, что я могу рассказать.

Шеймус снова толкает качели:

– И как отреагировали родители?

– Они очень расстроились. Меня, конечно, не обвиняли, ни разу. У них и раньше были собаки. Видишь ли, в чем дело: щенки умирают, их сбивают машины и много чего еще. Наверное, они просто испытали шок, предположив, что на его месте мог быть кто-нибудь из нас: Джил или я. А поскольку это был несчастный случай, они восприняли его как наказание. За то, что были плохими родителями.

На улице тишина. В такое время в ресторан уже никто не приходит, а те, что пришли раньше, собираются домой. Вытягиваю ногу и держу ее прямо, ощущая давление воздуха, ударившего навстречу.

– А что за человек на старом фото?

– Это Никола Тесла. Изобретатель. Родился в 1856 году. Он тоже был помешан на числах. Считал всё.

– Тесла? Который изобрел индукционную катушку? У меня расслабляются плечи. А я и не замечала, что они напряжены. Значит, Шеймус знает Николу. Миллиарды людей никогда о нем не слышали, а Шеймус слышал. Живот уже не болит. Надо бы носить с собой антацид, но в пачке 14 таблеток – только подумаю об этом, и по спине мурашки.

– В старших классах нам всем надо было сделать доклад о знаменитых изобретателях. Александр Грэхем Белл, Флеминг и прочие. Я никогда прежде не слышала о Ник… о Тесле. Думала, я одна такая во всем мире, которая всё считает. В некоторой степени это делало меня уродом, что ли. В подростковом возрасте я могла бы… в общем, мне часто казалось, что без меня всем вокруг жилось бы легче. Но когда я прочла о нем, когда я узнала, что такой великий человек тоже считал… Можно сказать, это спасло мне жизнь.

– Так значит… тот несчастный случай… думаешь, это и есть причина твоей… – Он замолкает, и я задумываюсь, не хотел ли он сказать «болезни».

Упираюсь ногой в резиновое покрытие. Он прекращает толкать, и качели резко останавливаются.

– Нет. Я так не думаю. У меня не начинаются спазмы каждый раз, когда я вижу щенка. При виде лестницы я не забиваюсь в угол. Я легко могу рассказать о случившемся. С людьми случаются вещи и похуже. Кроме того, я загладила свою вину.

Солнце греет лицо. Я обхожу качели и встаю перед ним. Поднимаю руки и скольжу вверх по его рубашке, обнимаю его за шею и касаюсь пальцами коротких волос на затылке. Он кладет руки мне на бедра и засовывает пальцы под пояс юбки.

– И как?

– Пообещала очень-очень любить животных. – Целую его в адамово яблоко.

Он притягивает меня к себе и кивает в сторону ресторана:

– Ты так ничего и не съела. Опять я оставил тебя голодной.

– Ничего, – отвечаю я. – Мы что-нибудь придумаем.

Дорога домой кажется слишком долгой. Вечный красный на светофорах. Перед нами тащится «вольво». В моем доме на лестнице слишком много ступеней – в десять раз больше, чем было утром. Вожусь с замком, хотя и открывала эту дверь уже десять тысяч раз. Дверь отворяется слишком медленно – петли прокручиваются, как в замедленной съемке. Добраться до спальни и не надеюсь. До нее словно несколько миль.