Дарья Симонова - Шанкр

Потом она смутно помнила робкие предложения Толика раздеться и лечь по-человечески. Но Елизавета Юрьевна, уже пустившая сонную слюнку, отвергла мещанский комфорт. Более того - перед окончательным отплытием к Морфею, Лиза обреченно решила: никому нельзя верить, буду заново обретать девственность, обойдусь без мужчин. Очевидно, Лиза несправедливо злилась на Толика за напрасную обходительность. Долгий утомительный день сошел в забытье...

Воды утекло не то, чтобы много, но одни набойки отлетели. Паршивой обуви хватает. Монашеская жизнь не удалась, хотя казалась Елизавете столь возможной. Юнис с понимающей гримасой утешительно припоминал, как имел аналогичную глупость зарекаться от женщины, как бегал в праведном ужасе в пункты "венерической" профилактики строго соблюдая временной ценз - в течение четырех часов после соития. Хотя это у него быстро прошло: в чем бы ни клялся в панике, исторгнув из себя заразу, снова смотришь на мир орлом в ожидании чуда и шаришь вокруг ликующим блудливым глазом. А иначе нельзя, ибо заглохнет размножение, споткнется эволюция, стыдно станет человечеству перед стариком Дарвином.

"Какой он однако упитанный, но компактный", - размышляла Лиза о прилипшем к ней Юнисе. Они почивали на половинке дивана, навсегда утратившего свою двухместность, но не потерявшего упругость. "Сейчас из кухни донесется запах жареной докторской колбасы, из соседней комнаты - зуд электрической бритвы и прогноз погоды. Сейчас квартира, полная заведомых недругов, зашевелится, как огромный шестипалый Шива в танце, и для людей-муравьев начнется новый день, новая пустая клеточка - очередной стремительный шажок в бесславие. В пустоту. О, только не об этом. Пустота - великий общий знаменатель, он, быть может, всех помирит, - плебеев и патрициев, как за любым окном - одно и то же небо. Небо тоже пустое, но со смыслом. Небо, оно же бог"...

Они с Юнисом, разумеется, не спали, и Юнис уже не улыбался. Он наулыбался до этого. Он уже серьезно:

-А почему ты меня не боишься? Я, может быть, извращенец или заразный...

-Я боюсь "вообще". А бояться в частности - уже кишка тонка. Иногда просто лень бояться...

-Пожалуй, ты права. А то, представляешь, история: она так боялась венерических недугов, что ушла в монастырь А там, неаккуратно оседлав чужой горшок, подхватила "гусарский насморк". И в одночасье умерла. Печальнейшая история. Называется "от судьбы не уйдешь".

Лиза тряслась в бессильном хохоте:

-Почему горшок? Разве в монастырях горшки? И почему - умерла? Кто ж умирает от этого...

-Это для вящей убедительности. Главное - выпуклость деталей. Ну что, как насчет "пункта профилактики", прозорливая ты моя...

-4 часа уже истекли.

-Ошибаешься. Времени еще вагон.

-Нет, черт побери. С того, как мы самый первый раз...

-Ах, да. Я и забыл, что ты теперь, как предельно современная вумен, смотришь на часы. Милочка моя, это дилетанство. Тогда уж надо вести дневник "Как я провела эту ночь", где все по дням, по часам, как, когда, с кем, степень риска, процент удовольствия. В случае чего будет с кого спросить...

-Перестань.

-Ладно. Если мы никуда не идем - пора пить кофе. И если идем - то же самое. А для этого нужно пробраться на кухню и поставить чайник.

-Только не я! - выпалила Лиза, вздрыгнув всеми конечностями и чуть не сбросив Юниса с дивана. - Вчера, когда я мылась, какая-то дрянь под дверью изрыгала в мой адрес проклятья...

-Насколько я помню, ты не осталась в долгу...

-Да... но теперь, видишь ли, я боюсь ответа Чемберлена.

-Нельзя быть храброй только во хмелю. Что же, ты теперь вообще на кухню никогда не выйдешь? - с веселым ужасом вопрошал Юнис.

-Мы пойдем искать подарок Рите? - перевела тему Елизавета.

-Мы будем, наконец, пить кофе?

Конечно, Юнис сам возился с чайником, и достал из секретера с архаичными книгами изящную баночку с ароматной кофейной крупой. Потом придвинул в дивану шаткий круглый столик, журнальный, но без журналов, зато с миской шоколадных трюфелей. Все это называлось "кофе в постель", и так оно и было.

-Не знаешь ты, Елизавета, суровых шведских обычаев... Там наутро после рождества девочка подносит родителям кофе в венке с четырьмя свечами. Чуешь, какая эквилибристика? А ты даже без венка ленишься. Стыдно, матушка. Надо всегда помнить, что могло быть хуже, намного хуже, - но аллах оказался милосерден...

-Например, ты мог бы болеть сейчас, а не когда-то...

-Чем болеть? А, ты все про это...

-Боже, одни сифилитики вокруг, - съехидничала Лиза, отодвинувшись от Юниса на безопасное расстояние. Улыбка ее на мгновение соскользнула с губ, и она глупо поинтересовалась. - Слушай, а может, ты тоже им не болел вовсе, а?