Дарья Симонова - Шанкр

Если Рите вдруг приспичило купить четки - она через неделю хотела чего-нибудь еще. Не пыхтеть же из-за этого специально, вот если б случайно подвернулись... Катенька, однако, четки находила. Именно те, о которых жужжала Маргарита. Та расцветала в предвкушении подарка, - а зря. Катя ничего такого и не думала, она покупала себе. "Ей-то зачем, - удивлялась озадаченная Марго, она же не чует, что вещи бываю живыми, а рука, их хранящая - святой... Катя - приятная барышня, такая распахнутая на все пуговицы, в общем, славный одуванчик... но, пардон, - и длинное многоточие. Она лезет в чужую оперу. Куда конь с копытом..." Такие словечки, конечно, даже ночью шепотом в колодец не произносились,(а Господь, видать, и впрямь карает за мысли), но сейчас уж можно было сбросить покрывальце хорошего тона. Лучше бы его сбросить гораздо раньше, но задним умом все сильны, а в Орлином было не до ума. Гроздья людей, слепые котята днем, бешеные мартовские коты ночью... Габе тщательно оберегал риткину любовь. Друзья - святое! Рита с Веней обнимались на матрасе, испробовавшем уже столько тел, что дорога ему светила в археологический музей. "Матрас любви" в бывшей кладовке, все виз-а-ви свершались здесь и только здесь, но Маргарита положила конец доброй традиции, она отвоевала комнату для себя и для Вени. Надо же было начать с чего-то личного; уж если двое пожелали скромный двухэтажный домик на побережье "гольфстримного" моря. То начать хотя бы нужно с собственного матраса. Впрочем, возможно это заблуждение. Вениамин по утрам безмятежно соскребал с лица куцую щетину, которая напоминала паутину, раскручивал очередного доброго самаритянина, забредшего на огонек в Орлиный, и покупал завтрак. Совал под подушку шоколадку и ждал пробуждения любимой... Глотал счастье, судорожно дергая кадыком. Маргарита даже смущалась. Вениамин удивлял ее пропорциями - и сейчас он помнился симпатяшкой с чертами Св. Себастиана. С той картины, не вспомнить с чьей. И до Тициана доберешься, умиляясь своеобразием любимой физиономии.

Неприятно, что даже холодно расставшись, помнишь детали, вроде родинки на левой ягодице. Голова - мусорница памяти, и кое-кто умеет делать из нее конфетку, складывая из своих историй сказки "Тысяча и одной ночи". А кое-кто сходит с ума. Рита бросалась в обе крайности. Но главный вопрос до сих пор звенел в ушах: к Катерине - это страсть? Сама мысль эта была только-только утихшей ранкой, которую жуть как хочется потрогать и которая от прикосновения тут же заноет вновь. Самое сильное увлечение человеческое - вредить себе. И что же, как не страсть, если выгода от Кати невелика. Выгода или страсть - и первую, как ни странно, простить легче. На Веню, в общем-то, быстро стало плевать, он стерся, как фломастер со стекла, но эта, столь чуждая его натуре, страсть, каковую преподнес другой женщине, а Маргарита и мизинцем ту струнку не задела, и на их матрасе Веня был скромен, исполнителен и быстр, как кролик... Камень на душу!

Катерина беременная - Соня проговорилась, и кто теперь родится... о боже, это уже выше или ниже всякого разумения. Такие подробности уже некстати, но Соне невдомек, она - приветливое чудовище, Пандора, не ведающая, что творит, открывая рот. Ее не перепишешь.

"Да ты, пигалица, - спрашивала себя Марго, - понимаешь ли вообще, что творится в мире?" Нет, не понимаю, сама себе отвечала. Что в мире, то и во мне, значит, внутри - полная неразбериха и суета. За что же ей все-таки мстил Веничка, хлюпик, вздрагивавший в подворотнях от черных силуэтов, шагавших мимо. В школе Веню поколачивали, в институте недолюбливали, и был один-единственный, прошедший огонь и воду друг Яша. Странный друг, с готовыми сплетнями о друге, с явным избытком женских гормонов, по слухам "двушка", но лезущий где ни попадя за друга в баталии. Яша, поющий Билли Холидей, вообще - поющий и делящий женщин на "скорее оральных" и "скорее анальных". Именно он и сунул Вениамину в руки фотоаппарат, ибо оставаться до старости только водителем грузовика неприлично. Параллельно нужно искать в себе гения, даже если он размером с левретку.

Трагикомизм на грани фантастики - Веня искал в себе гения, а Маргарита плакала в подушку от жалости. Умиление, немного злости. Пирожки с капустой - все это Марго приносила Вене на подносе и верила, что такая гамма чувств - единственная в ее жизни. Она, разумеется, всякий арз в это верила, но "этот раз" оказался вероломней некуда. Вся эта история смахивала на победу безнадежно слабого противника, воспользовавшегося всеми запрещенными приемами сразу...