Дарья Симонова - Шанкр

Лиза не то чтобы посмотрела на Юниса как на явившегося с небес пророка. Это было бы слишком. Она просто словила себя на неожиданно истеричной благодарности. А, быть может, напротив, очень здоровой благодарности, но доселе незнакомой. Ей захотелось выйти замуж. За Юниса. И родить ему детей, маленьких толстых эстончиков. И пусть рядом с ней всю жизнь будет маячить эта молчаливая рожа. Мужчине идет костноязычие, недаром все киносупермены страдают явными нарушениями речевого аппарата - говорят мало, скупо и с большими паузами, и в этих паузах - вся соль эротики, что бы там ни говорили об изысках и чувственной изобретательности... Сие неожиданное озарение так подкупило Елизавету, что она вдруг рассказала Юнису так много лишнего. О себе и не только. Он слушал. И хорошо, что изредка наливал себе и ей, себе - для разогрева, ей - для красноречия. И было по-свойски уютно - как обычно на маленькой кухне осенним вечерочком. Весь свет, выжатый из склизких сумерек, будто сосредоточился в этих шести квадратных метров, и впервые радовало отсутсвие Наташи и присутствие человека под номером три в этой семье. Не то, чтобы Елизавете Юрьевне не хватало жилеток для того, чтобы поплакаться, плечей для того, чтобы опереться... Другое. Люди о тебе либо все уже знают, либо устали знать, они уже срослись с тобой корешками, где-то глубоко-глубоко, но никогда не сольются с тобой выше, на взлете, ибо две прямые могут пересечься лишь единожды... Впрочем, евклидова геометрия не совсем уместна, просто Юнис - новенький и что-то выигравший в этой жизни, и от Наташи он завтра уходит, потому что она его не любит. Даже по ночам.

Говорил, какой он черствый и жестокий, что однажды избил собаку. А собака его полюбила еще больше. И это, якобы, так похоже на женщин: до поры до времени их бьешь, а они любят еще больше. "Эпиграф к "Анне Карениной" помнишь? Не буду говорить, что из Библии, потому как Библию не читал, а Анну Каренину читал - первые пятнадцать страниц. А эпиграф в самом начале - "Мне отмщение и аз воздам"... Помнишь? Кому больше прощается, тот крепче любит. Это тоже из Библии. Это уже про мужчин..."

"Я тебя раньше не любила, а теперь зато...!" Юнис улыбался и было ясно, что он тоже раньше - ни-ни, зато теперь... Вот-вот он снимет квартиру, свою квартиру! Прочь из наташиного бардака - он всех ждет к себе в гости, только к себе, здесь ему более не место. Его дочь играет на скрипке, она будет приходить по воскресениям и играть на скрипке. Впрочем, шут с ней, со скрипкой...

"А ... Наташа?" - учтиво интересовалась Елизавета, хотя знала, что у Наташи давно другие ходили в фаворитах, но как из вежливости не попытаться "спасти семью". "О...если б ты знала. Наташа - хорошая Наташа. Умная. Два института. Но почему она не моется? Вот скажи мне - почему она не моется. Почему ей лень помыться хотя бы раз в два дня? Скажи мне... От нее же пахнет!"

-Ну перестань... - Лиза побаивалась мужских истерик. - перестань. Она моется. Тебе кажется, что пахнет. Ну скажи ей, в конце концов. Намекни! Это же так просто. Скажи "давай помоемся вместе"...

-Черт побери! Как это - помоемся вместе, если у нее вечно какая-то шантрапа пасется в доме, она с ними пьет этот ужасный деревянный чай. Я ей даю деньги вечером, говорю: "Наташа, купи хороший чай". А она покупает какое-то дерьмо, а деньги копит на кисточки. Художница хренова! Ну бог с ним, пусть рисует, но зачем же при этом гадость жрать . Дам я ей денег на кисточки, хоть на холсты, но пусть она хоть что-нибудь сделает по-человечески. Да, я пенек! Я хочу приходить в свой дом и чтоб тапки кошачьей мочой не пахли! И чтоб хотя бы чай в доме был. Я умею сам готовить, мне так даже лучше, но пусть в доме будет хоть кусочек чего-нибудь. Хоть шпроты...

Елизавета ленилась спорить. Si non non. Нет - так нет. Наташа, к счастью, так и не возвратилась домой этой ночью. Юнис с Лизой легли на одну кровать, попка к попке. Кроме детской, в доме имелись лишь две лежанки. Одну из них занимала блаженствующая в грузном пьяном сне Рита. Другая - супружеское ложе - конструктор из твердых прямоугольных подушек.

В действительности это было отговоркой. Елизавета могла притулиться и на сломанном раскладном кресле, по шаткости напоминающем тренажер для тренировки вестибулярного аппарата. Лиза не раз здесь почивала. Но сейчас хотелось уснуть "на брудершафт" с кем-нибудь. То есть с Юнисом Халитовичем, разумеется. Ему хотелось того же. Они порадовались друг другу. Правда, Юнис игривым шепотом поинтересовался, а ты, мол, сифилисом не больна случайно, бедолажка? И Лиза честно призналась, что не знает. Одному ведь Господу все ведомо.