В разнузданной олимпийской полигамии Марс с Венерой отметились-таки эротическим казусом. Венерин муж Гефест поймал неловких любовником золотой сетью в момент совокупления и, насмехаясь, показывал прочим богам. Своеобразное было у мужика чувство юмора. Ну а насчет потомства никаких аналогий. Дочь Марса и Венеры могла получить единственное в мире имя, ежу ясно. Но как Венера согласилась - ежу не ясно. Наверное, у нее не было стойких предпочтений. Иначе получается, что обрюхатил, бросил, еще и отобрал священную привилегию: ведь папа придумывает для мальчика, мама - для девочки, одна из немногих законных возможностей посамодурствовать - назвать свое дитя... Или мое впечатление с поминок от лукавого. Но хоть убей, а уступчивость я бы в Венере не заподозрила. Если бы мы обе актерствовали, то пригодилось бы клише "я была занята в единственном эпизоде с ней..." Убрать только льстивую тональность ностальгирующей примадонны - и порядок. Камера, мотор. Дубль без номера, просто дубль и все. Многолюдное гудение. Все возбуждены - они ведь Марсика любили, даже если не любили, и всякому здесь найдется брудершафт, содержание притонов и сводничество - предпочитаемое усопшим преступление. Мне объяснили кое-как, кто есть кто и я получаюсь совсем из другой оперы, в основном здесь гости марсова тщеславия. Венера шарится в "челночной" клеенчатой сумке среднего формата, ищет - как я ловлю краем уха - Его побрякушку на память. Ищет для круглолицего парниши, уже снявшего пиджак и ослабившего галстук, словно уже танцы начались и горячее сейчас внесут. Во мне вдруг заплескался дьявол: почему щекастику достанется безделица от Марсика, а мне нет?! У меня ничегошеньки от него, а во мне он поучаствовал куда как основательней, чем в мордатом господине. В несвойственной мне заводке на ломких то ли от гнева, то ли от робости ногах я подошла к Венере. Пока дают - надо брать. Деликатничать нельзя, другого случая не представится, Венера больше не приедет, ничего не повторится, я никогда не встречу Марса на улице, а он это умел - волшебно вырастать из-под земли. Никто более не проведет меня черным ходом через тайны тайн, глотая портвейн, на крышу к теплому дождю, никто более не научит нырять в метро, показывая служительнице вечный жетон, никто не выстрежет мне за полчаса перед свадьбой модную челку. Я невнятно прошу что-нибудь скромное, совсем не нужное, в общем что-нибудь (я не могу произнести "на память" - меня вдруг душит неуместная здесь слезливая лавина). Венера долго смотрит на меня. Сначала непонимающе, ощетиниваясь длинными и изрядно накрашенными ресницами (тушь, видать еще маминой юности и я невольно вспоминаю Эльку, у которой вот-вот должны стечь черные ручейки, а не стекают). Потом смотрит с экспертизой, дескать, кто такая. Потом с явной неохотой. Потом едва устыдясь. Она постаралась одарить меня всей гаммой чувств, порожденных милостыней, но я выстояла. Я и не ждала легкой наживы. Тут она рылась подольше, чем с предыдущим гостем, бормоча "это -нет... это - нет", и, наконец, вытащила тот самый покоцанный молью шарф. На ее взгляд большего я не стоила. И на том спасибо.
Дочку назвали Элей. Доложил Вацлав - он продолжал много знать об отставном друге. Я спрашиваю, неужели она Эльвира Марсовна? "Наверное. А кем ей еще быть?" - удивился Ваца. Да мало ли... может Венера успела замуж выйти и записать ребенка на супруга, слишком призрачным оставалось марсиково отцовство. Никто о нем не судачил, Венера далеко... Зато Вацлав плодился всерьез. Не успели оглянуться, а у него уже двое. И Ваца - затюканный клерк. Ему уже не до прогулок. И у меня жизнь пошла с другими. Долгая жизнь, ведь на детей уходят годы, даже на чужих. В один благоприятный во всех отношениях день я шла по пустынному воскресному центру города, шла по необременительному поводу, в кои веки ничего не предвкушая. И потому все кончилось хорошо. Но сначала я увидела Марса с поднятой рукой. В черном пиджаке и в чуть не до пуза расстегнутой рубашке. Импозантность на грани фола. В разрезе болтался крестик. Я и не знала, что он крещеный. Это был непростой крестик, но в тот день, не в пример другим дням, прожитым с Марсиком, я не узнала, что крестики бывают от Тиффани. Не было времени. Мы бросились обниматься и отмечать перемены друг в друге. Приятные, разумеется, перемены. Я говорю, ты сейчас куда? Это важно? А то идем со мной на мероприятие. Наконец-то мне представился случай позвать Марсика с собой, чтобы не я с ним, а он со мной! Он ответил, что вот честное слово - он бы с удовольствием, но никак не может. Он уходит сегодня в монастырь. Я обомлела. Что за фортель?! Нет-нет, оказывается, все давно решено. Я начинаю канючить, мол, как же так, давно не виделись, сегодня воскресенье...может с понедельника в монастырь, а? Ну с чего вдруг, что за глупости... Он усмехнулся обезъяньей морщинистой улыбкой. Ты, говорит, все такая же. Я говорю, а как же мы теперь встретимся? Он отвечает, что, мол, обыкновенно. Он же не в тюрьму, он в монастырь. Он позвонит. Обязательно. Всенепременнейше. "Это такой хороший знак, что мы нашлись именно сегодня"... Хороший, о чем спич...
Читать дальше