Дарья Симонова - Пинг-понг жив

А как быть с теми, кому нечего прощать? Как Насте. И с теми, кому много прощается, а они не верят. И не любят вечно. Как Марсик. Если бы я с ними не имела чести, то можно было бы не тревожиться за человечество: совершенства нет, каждому прощается и каждый верит по мере сил. Но все оказывается сложнее. Жаль. На небе свой учет и контроль, такой же извилистый, как и земная бухгалтерия. Любая исключительность - риск, потому и кончили плохо оба не вошедших в "таргет-паству". Оба не каялись. ТАМ этого не любят. А здесь по-разному.

Но сначала событийный ряд долго скручивал "не вошедших" в бараний рог. Настя встретилась с разоблачением лицом к лицу. Кажется, вскользь, на закрытой вечеринке с художественным уклоном. Тогда как раз появилась мода на закрытость. И на некоторых художников. Настя решила блеснуть уже собственной кистью, имея на то основание (Ваца ее смущенно хвалил, конечно!) И тут ее застигает чей-то лукавый вопрос, дескать а это ваши картинки... или папочкины опять-с?

Откуда ветерок подул, до Анастасии доходило минут пять. До конца не дошло, ибо где ей предположить предшествовашую ее позору комедию положений, папочкино показательное выступление и марсово попустительство маленькой лжи. Но и в момент нелицеприятности этой Анастасия еще не перешла в лагерь Вацлава. Она еще долго после того готова была принять от Марса битье челом в пол и объяснительную и покаянную записки. Но их все не несли на серебрянном подносе, а Ваца задался целью догнать и перегнать. Он должен был перещеголять вероломного и единственного своего друга. Сколько можно было терпеть от него обидных катышков превосходства?

Я говорю Ваце, бог ты мой, ну что же Настя расстроилась, плюнула бы и растерла, тем более, если у нее получалось лучше, чем у родителя? На сем Вацик циклился, вдавался в детали экспрессионизмов и уминал в мою голову очевидное: что у Насти с отчимом абсолютно непересекающиеся манеры и сранивать их - кощунство. Настя, вернувшись после конфуза, держала истерику в улыбчивой уздечке и тоже не понимала, чего это она... какое ей дело...ну и пусть...и к лучшему...освободилась...на каверзный вопрос она со светской стойкостью ответила "нет". А мир начал обретать неприятно обусловленные формы: папенькина отстраненность, марсовы отлучки. Угрюмая служительница парка тормозит качели-лодочки: бухающие, шершавые толчки снизу - примерно в тех же ритме и тональности Настя понимала, что с обоими в сущности не живет. Ни с отчимом, ни с Марсиком. А с кем не живешь, они уже отрезанные ломтики. Вацлав в тот вечер остался единственным другом. Есть люди, обреченные на это амплуа. С теплой сердцевиной и померзшей листвой снаружи.

В сущности все - мои домыслы. Я понятия не имею, что в действительности чувствовал этот образец резьбы Господа по ребру Адама. Я совсем не Настя. Но я бы чувствовала, может быть, именно так. Я люблю прикинуть себя на чужое место под солнцем. Когда мне легко, я воплощаюсь в страждущего - на секундочку. От любой же паршивости сбегаю в автобусные сны о судьбоносных ангажементах. Заглядываю через плечо в книги. Там оказывается: "...в июле Марии Каллас позвонил директор Ла Скала и пригласил ее на роль...вместо заболевшей... но Мария Каллас уже могла себе позволить отказаться..." Вот и я сразу воображаю себя в недосягаемейшем состоянии, когда могу позволить отказаться. Я-то наяву ни от чего не отказываюсь. И самое странное даже тогда, когда могу себе позволить, хоть потенции мои куда как скромнее, чем у сиятельной М.К. Но где наша не пропадала, держу руку козырьком, вперед и только вперед - к неизвестной жизни, с которой совсем не умею управляться. Держу наготове свободный прибор для удачи, как говорил Марсик. Чтобы, как М.К., вовремя и правильно отказаться, дабы получить большее. Страницу вовремя перевернули и уведомили меня, что Каллас не просто из чванства нос воротила, она не желала чужих вакансий, она хотела получить только свою, только для нее. И получила. Вот что случилось дальше - я не в курсе. Но тоже помотало Величайшую. Как и всех величайших. Как и не величайших большей частью. Величие - это очень-очень длинные деньги, часто посмертные. Изредка короткие, но на них рассчитывать не стоит. Быстро и много может быть только однажды, - вот, собственно, и принцип "сингла". Меня-то нелегкая хранила от "перегрева", в любви особенно: всякий раз я готова была "бросить все" - и всякий раз часом-годом позже несказанно радовало меня симпатичное "все", к вящему удовольствию до сих пор присущее мне. Если приходится выбирать - Один Самый Что Ни На Есть и многообразные прочие - я не без колебаний, но склоняюсь к последним. У меня непрекращающийся и разрушительный роман с миром.