Глеб Соколов - Шанс дождливого безумия

Думаю, сатанинский план госбезопасности, а точнее – узкого круга посвященных внутри КГБ, был именно таков. А объектами эксперимента выбраны в будущем наиболее вероятные противники системы, – дети известных, уважаемых людей, элиты. Ведь действительно, по наследству передавалось в большей степени положение, чем деньги. Оказавшись через годы на вершине общества дети, обратившись к антикоммунистической идеологии, могли предстать опасными противниками строя. А будучи на виду, были бы мало уязвимы для чекистских козней.

Но черное искусство операций, проводившихся над детьми, когда родители думали – они в лагере, уверен, далеко от совершенства. И вместо создания в человеке самоликвидатора, просто делает его органически склонным к тому или иному пороку. Что касается отдельных успехов чекистских врачей, – безусловно, это работа с двумя, двинувшимися в разнос неожиданно, до этого слыв вполне приличными людьми. Служи двое коммунистическим идеалам, вероятно, никогда не прославились бы ни пьянством, ни развратом. Стоило выступить против системы, – под действием неизвестной силы или механизма сработал самоликвидатор и со светлыми личностями покончено внешне без всякого участия КГБ...»

«Однако, – подумал Вячеслав Борисович, оторвавшись от чтения, – завтра отнесу материал в «Аргументы и факты», самую читаемую газету, будут опубликованы, – биографии многих знаменитостей в стране потребуют расследования. Наверняка, не один помогал устроить детей в пионерлагерь... А может оказаться: тайные операции проводились всегда, когда родители не были рядом с детьми... Бог знает, что начнется после признания!»

И тут профессор вновь засомневался, – правильно ли поступает, раскрывая тайну? И потом: прямые улики КГБ наверняка уничтожило, а у него одни косвенные, больше похожие на правдоподобные догадки.

Не получится, что изваляется в грязи, потеряет кафедру, уважение учеников, родственников, а его объявят сумасшедшим, рехнувшимся на почве угрызений совести?.. Ко всему, имеет ли моральное право раскрывать тайну «детей известных родителей»?

Вячеслав Борисович неожиданно подумал, – странно, что не пришло на ум раньше: «А ведь покойный отец Алексея тоже был заметной личностью...»

Вот когда на душе у профессора действительно воцарилось полное смятение.

Полуденное солнце палило беспощадно, а в салоне черного «Меркьюри-маркиза» прохладно. Водитель держал руль одной рукой, вдобавок умудряясь беседовать по-английски с сидевшими на заднем сиденье пассажирами: мужчиной и женщиной.

Легковая машина неслась на бешеной скорости из международного аэропорта к древнему городу, раскинувшемуся на берегах широкой, мутной реки.

– Гуд кар – хорошая машина! – сказал пассажир-мужчина, чтобы хоть как-то поддержать разговор, – его познания в английском достаточно скромны, а произвести впечатление угрюмого человека на водителя, который мог оказаться новым хозяином, не хотелось.

– Этот автомобиль, господин Сидельников, – откликнулся водитель, – мой человек вывез для меня из Эль-Кувейта. Под бомбежками перегнал сюда. Теперь боится самолетов даже по телевизору, – бросается на пол, закрывает голову руками! – говоривший человек рассмеялся.

Сидельников невольно поморщился, – а если бомбежки начнутся здесь вновь?.. Впрочем, был уверен: его талант нейрохирурга не станут использовать для оперирования раненых, – не придется работать в обстреливаемом полевом госпитале, но все-таки... Приятное чувство безопасности и собственной значимости в этом мире, которые ощутил, спустившись в аэропорту по трапу самолета, теперь пропало. Наоборот, подумал: нет уголка света, где будет спокоен за будущее.

Доктор Сидельников закурил и, больше не старая произвести приятного впечатления на сидевшего за рулем человека, – тот время от времени посматривал

него в зеркало заднего вида, – тупо, безнадежно уставился в окно.

Через несколько минут «Меркьюри-маркиз» остановился на светофоре и глаза доктора встретились с глазами усатого человека с автоматом в руках, воинственно взиравшего на него с огромного плаката на стене ближайшего дома.

Внезапный прилив радости и надежды на будущее заставил Сидельникова хлопнуть себя по коленке: черт возьми, человек с плаката будет беречь его, – ведь оружие доктора пострашнее автомата!

– В Багдаде прекрасная погода, господин Абу-Сулей-ман! – воскликнул доктор и глубоко затянулся сигаретой.